Вольно или невольно наиболее правдиво изобразил ситуацию на «поле боя» заместитель начальника управления контрразведки «Смерш» 1‑го Украинского фронта А.М. Белянов. По его сведениям, все машины после начала стрельбы развернулись, и только автомобиль командующего не тронулся с места. Следовательно, Николай Фёдорович должен был выскочить из машины, чтобы пересесть в другую. А это самый благоприятный момент для выстрела для снайпера или кого-либо из группы сопровождения. Но причина остановки автомобиля командующего в акте не названа. Если это обычная неисправность, то должны быть виновные, готовившие машину в дальний путь. Нельзя не заметить, насколько картина «боя» из справки «Смерш» отличается от явной выдумки Крайнюкова, который и после смерти Ватутина, очевидно, ненавидел того, кого предал.
Сквозь общую ложь и недосказанность просочилось ещё одно весьма важное несоответствие воспоминаний «комиссара» фронта и документов «Смерш». Согласно Крайнюкову, «машина с охраной, въехавшая было в село Милятын, быстро дала задний ход». Если передовая машина выскочила из села, то командующий и подавно в него не въехал. Бой, по воспоминаниям, протекал в поле: «Из-за строений показались бандиты, рассыпавшиеся по заснеженному полю». Значит снайпер, тем более в позднее время и при плохой видимости в его версии практически исключён. Тогда как начальник фронтового «Смерш» Осетров, не согласуясь по таким «мелочам» с Крайнюковым, пишет, что «…машины, не подозревая о наличии вооруженной банды, въехали в с. Милятын, где и был «произведен обстрел и ранение т. Ватутина». Аналогично и заместитель начальника «Смерш» Украинского фронта Белянов отмечает: «Примерно в 19.00 29/11—1944 года, в населенном пункте Милятын, машины Военного Совета фронта подверглись нападению вооруженной банды 300–350 человек…»
Как видим, смершевцев хватило, чтобы заметить только несуразную численность противника, а место столкновения они показали, очевидно, правдиво, со слов охраны. Для того чтобы выстрелить в командующего из окна дома или с чердака, не нужно быть суперснайпером. Совершенно очевидно, что для успешной атаки машин, въехавших в село вечером, не нужно ни 300 чел., ни 100–200, ни даже 30–40, а достаточно 5–7 чел., чтобы из укрытий уничтожить всю немудрёную колонну и при этом не перестрелять друг друга.
Проанализировав крупицы правды, которые пробиваются через приведённые свидетельства, можно сделать однозначный вывод, что была дана команда не допрашивать досконально охрану, не беседовать с Ватутиным, не сопоставлять факты, то есть не проводить глубокое расследование. И это притом что Крайнюков, как видно из его мемуаров, сразу сообщил о происшествии самому Сталину по телефону, а в дальнейшем, по результатам медицинского обследования Ватутина, направил и «письменное донесение». Далее по переписке Хрущёва мы видим, что Сталин при всей своей занятости постоянно «держал руку на затухающем пульсе больного». Спрашивается, если Сталин лично получал информацию о ходе «лечения» Ватутина, то где «шпионы и предатели», допустившие гибель без пяти минут маршала, где доскональное разбирательство? Уже одно это свидетельствует, что ранение, переросшее в убийство, было, по всей вероятности, заказным.
Продолжим анализировать другие косвенные данные, подтверждающие гипотезу о профессионально организованных ранении и «лечении» командующего фронтом. Кроме того, что не последовало тщательного дознания и наказания виновных в обеспечении охраны командующего и выборе маршрута, ни на чьей карьере и наградах, кроме самого Ватутина, данное ЧП не отразилось. Примечательно, что за три года войны у Крайнюкова было 4 ордена, а за год с небольшим (до июня 1945), его грудь украсило целых 6 орденов, и сама его карьера вскоре резко пошла вверх. Из них 3 ордена, включая орден Красного Знамени, он получил в 1944 г., смертельном для его начальника. Всего же грудь «великого политработника» украсило 13 орденов. О явном покровительстве своему подельнику Хрущёва косвенно свидетельствует тот факт, что «за подвиги» уже в мирное время из его рук Крайнюков получил ещё 4 ордена.