Сам Хрущёв не мог обойти в своих мемуарах трагедию с Ватутиным, лицемерно постаравшись придать своему преступлению видимость «лёгкого касания», совершенно не совпадающего с постоянным диалогом со Сталиным по ходу «лечения» и описанием его роли членами семьи генерала армии: «Не помню точно числа, когда перед весной мне сообщили, что ранен Николай Фёдорович Ватутин. Меня это очень огорчило, хотя и сказали сначала, что жизни его рана не угрожает. Ранен он был в ногу, а при каких обстоятельствах, мне тогда не доложили. Прошло какое-то время, и сообщили, что Ватутин вагоном едет в Киев. Я встретил его. Он чувствовал себя как любой раненый, и был уверен, что вскоре вернется к делу. Ему, кажется, предлагали лечиться в Москве, но он решил остаться в Киеве, потому что здесь был ближе к фронту и мог не прекращать своей деятельности командующего войсками. Приехали врачи, в том числе Бурденко, крупнейший хирург. Большего и лучшего желать в те времена не приходилось. Бурденко, осмотрев Ватутина, сказал мне: «Ничего страшного, его рана не опасна, мы его, видимо, сумеем поставить на ноги, и он приступит к исполнению прежних обязанностей». После ранения Ватутина командование войсками 1‑го Украинского фронта принял Жуков. Сначала он командовал временно, пока не выздоровеет Ватутин»[552].
Интересная и насквозь лживая деталь: самому Сталину Крайнюков доложил сразу же, а главному на территории, видите ли, не доложили обстоятельства ЧП. Такого в партийной, тем более сталинской иерархии, никогда не было, если подчинённый не боялся потерять место. И чтобы окончательно «доказать», что данное дело его не особенно касалось, Хрущёв нарочито небрежно пишет: «Затем мне доложили, при каких обстоятельствах и где был ранен Ватутин. Оказывается, его ранили украинские националисты, бандеровцы. Они воспользовались неосторожностью, непредусмотрительностью не только Ватутина, но и людей, которые отвечали за его охрану. Он находился в каком-то населенном пункте, откуда ему нужно было переехать в другое место. Решил ехать ночью. Была непролазная грязь. Вообще-то мы на фронте чаще всего переезжали с места на место на рассвете или в вечерних сумерках, а тут — ночью. Впереди командующего ехал «виллис» с автоматчиками, потом сам Ватутин, тоже в сопровождении автоматчиков. Где-то на развилке дорог машины разминулись: шедшая впереди направилась в одном направлении, Ватутин — в другом. Ватутин проезжал через какую-то деревню, когда раздалась пулеметная очередь, и командующий был ранен. Не помню сейчас, нападавшие сумели захватить машину или убежали. Потом мы поймали тех, кто стрелял в Ватутина, но уже после войны. На допросах, как мне докладывали, они говорили, что узнали, что ранили (либо убили) именно Ватутина, потому что какие-то вещи и документы попали к ним в руки»[553].
Как подло и унизительно обвиняется в непрофессионализме командующий фронтом, генерал армии, опытнейший штабист, «гроссмейстер», по немецкой оценке. Невольно возникает ещё один вопрос: если операция по устранению свидетеля рождения Директивы № 1, как мы предполагаем, готовилась на высоком уровне, то почему Николая Ватутина только ранили, а не убили?! Неужели некому было в неразберихе всадить ещё одну пулю? Тем более что убийцы в ту роковую ночь были рядом. Произвести ещё один выстрел было проще простого, но тогда не было бы у организаторов покушения ни орденов, ни повышений, а кто-то, согласно действующим правилам, не сносил бы головы.
«Неопасное» ранение, в отличие от убийства, не вызвало никаких санкций в отношении командующего армии и членов Военных советов армии и фронта. А в роковом лечении и причине смерти Ватутина на больничной койке разобраться не так просто. «Смерш» без специальных указаний с самого верха в эти вопросы не вникал, да и какой особый спрос с врачей? Так что схема «ранение — лечение — смерть» для убийц была оптимальной.
Все они продолжали преспокойно получать очередные звания и ордена. Так, генерал-лейтенант Пухов уже в августе 1944 г. стал генерал-полковником и тогда же получил второй за год орден. Весьма удобным оказалось пребывание в тот момент на должности наркома внутренних дел Украины одного из самых доверенных людей Сталина генерал-майора Василия Степановича Рясного, имевшего право вмешиваться в расследование. Менее чем через год после убийства Николая Ватутина он также получил очередное звание генерала-лейтенанта и орден Красного Знамени. Но и непосредственно в 1944 г., так же как Крайнюков и Пухов, он не остался без ордена. О том, что Сталин лично, минуя, например, Берию, курировал главных «безопасников», свидетельствует карьера Рясного. После войны «главный дирижёр» назначил Василия Рясного первым заместителем министра внутренних дел СССР, то есть генерал-полковника Сергея Круглова. Если учесть, что при Рясном будут арестованы максимально приближённые к Сталину начальник правительственной охраны Николай Семёнович Власик и секретарь Сталина Александр Николаевич Поскребышев, то его фигура приобретает зловещие очертания.