Я отдал соответствующее распоряжение, и старший лейтенант ушел с бойцами в ночь. Мы же с капитаном направились на мой наблюдательный пункт. Дорогой я попросил рассказать обо всем, что ему удалось увидеть по ту сторону фронта. Капитан ответил, что у него есть даже карта с нанесенной обстановкой, он покажет ее мне, а если надо, то и отдаст для передачи в штаб полка. Правда, обстановка нанесена на немецкую карту, так как наших карт Подмосковья у них не было. Вот и пришлось добывать у врага.
— Кстати, вы видели немецкие карты? — спросил меня капитан.
— Нет.
— Они у них какие-то однотонные, не то что наши. На нашу посмотришь сразу видно, где лес, где болото, где возвышенность какая. Быстро можно определить и крутизну скатов, и магнитное склонение. А вот у них… К их картам надо привыкнуть.
Мы подошли к наблюдательному пункту. В землянке нас встретил старшина роты.
— Ужин, товарищ лейтенант, — доложил он. — Во взводы я его отправил в термосах с посыльными. И по сто граммов на человека.
— Это как прикажете понимать? — удивленно спросил я старшину. Водка…
— Так точно. Начпрод полка сказал, что есть приказ свыше выдавать ежедневно на каждого красноармейца и командира по сто граммов водки. Чтобы, значит, грелись люди. Только вот хочу спросить вас, товарищ лейтенант, когда лучше выдавать ее, утром или вечером?
— Вечером, старшина, вечером. Днем пока еще тепло, а ночи уже стоят холодные.
Старшина Ершов был тоже срочной службы, этой бы осенью у него истек срок, и он уехал бы домой. Но — война!
Родом Ершов с Алтая. Как и все сибиряки, был малоразговорчивым. Но очень душевным человеком. В роте его любили все бойцы. Среднего роста, коренастый, он подчас наравне со всеми отрывал траншеи, оборудовал огневые позиции. Хотя мог бы и не делать этого. У старшины иной круг забот. И вот сейчас…
Я предложил капитану поужинать. Тот охотно согласился.
— Двое суток во рту ни крошки не было, — сказал он, снимая с плеча трофейный автомат.
После ужина капитан вынул из-под гимнастерки измятую карту, разложил ее на столе, расправил ладонями и поближе пододвинул к ней коптилку. При тусклом свете не сразу можно было разглядеть не только что-либо из нанесенных на карту данных обстановки, но и саму карту. С непривычки ее трудно было и читать. Да, капитан говорил о немецких картах правду.
Но вот глаза несколько привыкли к нерусскому шрифту. Начала вырисовываться нанесенная капитаном обстановка. Карта пестрела кружочками, стрелочками, подписями, сделанными плохо заточенным карандашом. Они подсказывали, что обозначает тот или другой знак, а также время суток и даты.
Те данные о противнике, которые интересовали меня, я нанес на свою карту. Потом сказал капитану:
— Все это нужно бы показать командиру полка. Да и для вышестоящих штабов карта представляет большую ценность.
Капитан в знак согласия кивнул головой.
За ужином он рассказал, при каких условиях их дивизия попала в окружение и как они с боями пробивались к своим. А затем спросил меня, давно ли я воюю, насколько прочна наша оборона.
— Двое суток ведем бои с фашистской моторизованной дивизией. Пока держимся, — ответил я. — А те танковые части, которые, как вы говорите, движутся к фронту, видимо, главные силы четвертой танковой группы врага.
— Вот оно что! — протянул капитан. — Значит, надо скоро ждать настоящего наступления… Что ж, держись, лейтенант! А я пошел, дела, сказал капитан, пожимая на прощание мою руку…
На следующий день в роту прибыло тридцать восемь человек пополнения. Их привел младший лейтенант Гужва. Среди прибывших было и четыре сержанта. Мы с Сафроновым сразу же побеседовали с людьми, рассказали им про дивизию, полк, о последних боях. Большая половина пополнения прибыла после излечения из госпиталей, другие — вышедшие из окружения. Люди обстрелянные. Что ж, это очень хорошо.
Пополнение распределили по взводам. Теперь в роте стало уже шестьдесят восемь человек. А утром — новая радость. Начальник артвооружения полка прислал отремонтированный станковый пулемет. С учетом приданных в роте теперь имелось четыре "максима". Уже сила!
* * *
Позвонил комбат Клетнов, сказал, что на усиление пришлет ко мне взвод противотанковых ружей. Я поинтересовался, что же это за ружья.
— Увидишь, когда прибудут. Расчеты подготовлены, ружья хорошие, броню фашистских танков прошивают насквозь. Поставь два отделения на передний край, а одно — во втором эшелоне, справа и слева от шоссе.