— Ну, успокоился? Входишь в курс дела?
— Понемногу.
Еще утром, когда я объявил Елинскому о его назначении командиром роты, он воспринял это как-то неохотно.
— Может, кто бы другой? — попытался отказаться младший лейтенант.
Но я настоял на своем. И не без оснований.
Елинский прослужил в роте около двух лет. Скромный и застенчивый, он почему-то всегда сторонился начальства. Потому-то в свои двадцать пять лет и считался самым обыкновенным взводным, которому, мол, еще надо и надо приобретать командирские качества. Бои же показали, что эти качества у Елинского уже есть. Его взвод сражался стойко, сам младший лейтенант проявлял смелость, ясность мышления и находчивость. Не было сомнений, что он справится и на роте. И вот сейчас он командует ею. С часу на час все смелее, уверенней. Ничего, войдет, как говорится, во вкус.
* * *
Вскоре подошли выделенные для работы команды и из других рот. А также артиллеристы, пэтээровцы. Всего собралось сто двенадцать человек.
Расставив личный состав по рабочим местам, мы вместе с Елинским пошли на левый фланг района обороны. Не доходя до шоссе, услышали вдруг крепкие русские словечки. А затем тог же голос сказал: "Все Подмосковье, что ли, решили перерыть? Ох уж это мне начальство! Думает, что если нароем окопчиков, так и остановим ими фрица? Черта с два! Сюда пушек да танков поболе надо, вот тогда…"
Мы поравнялись с говорившими. Их было двое. Один красноармеец молча копал большой саперной лопатой землю, а другой, низко нагибаясь, малой лопаткой подчищал за ним дно окопа. Он-то и вел такие разговоры.
— Кто будете? — спросил я, подойдя к работающим вплотную.
— Свои, кто же еще, товарищ комбат, — неохотно ответил тот, что поносил окопные работы.
— Как фамилия? Давно в роте?
— Гущин. Красноармеец Гущин, — поправился боец. — В роте третий день…
— Откуда прибыли?
— С пересыльного.
— Были в окружении?
— Были и в окружении, — теперь уже со злостью ответил он.
— Где попали-то?
— Последний раз под Малоярославлем. А отступал аж от Могилева.
Боец так и сказал: "под Малоярославлем".
Я его поправил:
— Под Малоярославцем. — И продолжил: — Ну и что, разве вы там не рыли окопы?
— Почему, рыли. Да их фашист обходил стороной. Ткнется, бывало, на огонь нарвется — да и назад.
— Значит, когда у вас были окопы, он не шел на вас? А где их не было или они были просто плохо отрыты, то наступал и обходил, брал в кольцо, так?
— Выходит, что так, — буркнул Гущин.
— Нехорошие разговоры ведете, красноармеец Гущин! — повысил я голос. Вместо того чтобы рассказать людям правду о том, как фашисты, натыкаясь на подготовленную оборону, получали отпор и откатывались назад, а затем искали лазейки, места, где не было обороны или она плохо была подготовлена, и там, наступая, окружали тех, кто хорошо оборонялся, вы ворчите и размагничиваете людей. Надеюсь, бойцы все-таки услышат от вас, уже повоевавшего, эту правду и поймут, что с хорошо подготовленной обороной легче бить противника, что окопы защитят их и от осколков, и от пуль, и даже от танков врага.
— Да я что, товарищ комбат… Это так, к слову пришлось.
— Вот что, Гущин, на перекуре обо всем, что говорили мне, расскажете своему взводу. На втором перекуре — другому взводу, всем остальным.
— А как же мои пять метров? — спросил Гущин.
— Какие пять метров?
— Наш командир взвода, товарищ комбат, приказал нам с Козловым за ночь отрыть пять метров траншеи.
— Товарищ Елинский, — обратился я к командиру роты, — пусть Гущин за ночь обойдет всю роту и те подразделения, которые прибыли сюда, и всем расскажет, о чем мы говорили. А норму ему уменьшите.
— Эх, какой же я дурак! — удаляясь, услышал я слова Гущина. — Комбат, конечно, прав, рыть земельку-то надо, без окопа ты как прыщ на одном месте.
За работой незаметно пролетело трое суток. Гитлеровцы все это время вели себя относительно спокойно. В бинокль было видно, что они тоже роют окопы. Только вот их снайперы непрерывно охотились за нашими людьми. Да артиллерия от пристрелки то и дело переходила к массированным налетам по переднему краю, по глубине нашей обороны.
Инженерные работы в батальоне тем временем продвигались не так быстро, как хотелось бы. Недоставало больших саперных лопат, пил, топоров. Приходилось выдавать одну лопату на двоих, а то и на троих. Рыли посменно. Пять метров на двоих — норму, которую установили во второй роте, никто, естественно, не выполнял. Отрывали, самое большее, три с половиной — четыре метра траншеи.