Ясно, что с такими силами Нейес-Лагер Бакулину не удержать. Приказываю комбату пробиваться из окружения. Сообщаю, что на помощь ему уже послан мною отряд старшего лейтенанта Пояскова.
Через полчаса - новый доклад: отряд соединился с батальоном, вместе организуют выход из окружения.
Позднее узнаю подробности этого выхода. В авангард М. М. Бакулин поставил наиболее боеспособную роту старшего лейтенанта И. Л. Пояскова и батарею капитана А. Г. Козлова.
Артиллеристы действовали смело и находчиво. Они шрапнелью пробили брешь в рядах противника, через которую и ринулся весь батальон. Его отход во многом обеспечили и героические действия бойцов Пояскова, которые сорвали попытку гитлеровцев вновь сомкнуть кольцо окружения. В этом бою смертью храбрых пали как старший лейтенант И. Л. Поясков, так и командир взвода автоматчиков лейтенант Д. В. Музыченко. Но они выполнили стоявшую перед ними задачу.
1 мая во второй половине дня я с горечью узнал и о трагической гибели нашего командира дивизии Павла Ивановича Шумеева и начальника политического отдела Анатолия Кузьмича Соболева. Смерть настигла их на пути в Швепнитц, когда они направлялись на командный пункт 23-го полка, чтобы оттуда руководить боем.
Их машина, как недавно и моя, наскочила на вражескую засаду, Шумеев, Соболев и автоматчики из их охраны приняли бой. Но силы были слишком неравными. Вся группа комдива пала смертью героев.
П. И. Шумеева и А. К. Соболева с воинскими почестями похоронили в городе Бунцлау (Болеславец) рядом с памятником великому русскому полководцу М. И. Кутузову.
* * *
Поздно вечером того же дня частям дивизии все же удалось остановить врага и закрепиться в районе Швепнитца. Но гитлеровцы не успокоились. Они целую ночь, а потом и весь день тревожили нас своими бесконечными контратаками, но но добились успеха.
И вдруг по радио передали ошеломляющую весть: войска маршалов Г. К. Жукова и И. С. Конева завершили разгром берлинской группировки противника!
Неужели конец войне? Неужели противостоящий нам враг завтра тоже прекратит сопротивление? Но не тут-то было. 3 мая противник, продолжая удерживать рубеж Швепнитц, Куннерсдорф, снова начал свои яростные контратаки. Главная их тяжесть пришлась на 23-й полк, нас же обстреливала его артиллерия. В этой обстановке комдив (а им после гибели Шумеева стал полковник Е. М. Голуб) приказал моему полку захватить господствующую над местностью высоту 142,0, что находилась несколько западнее Швепнитца. С ее овладением могли создаться благоприятные условия для последующего захвата и самого города, который, кстати, до этого ужо побывал в наших руках.
Высоту взяла рота старшего лейтенанта Д. А. Фалина. Она же потом одной из первых ворвалась и в Швепнитц.
Итак, этот город был вторично отбит нами у противника. Теперь же, чтобы выйти непосредственно к Кенигсбрюку, нам надо было выбить гитлеровцев из еще одного населенного пункта - Оттершютце, который, как доложил мне разведчик младший лейтенант В. А. Ермаков, довольно основательно укреплен противником. В частности, фашисты создали там целую систему дотов и дзотов, которые, конечно, голыми руками не возьмешь. Нужно было срочно подтянуть артиллерию.
И это было сделано. А на следующее утро после сильного артиллерийского налета полк пошел в атаку на Оттершютце. Его боевой порядок я построил с таким расчетом, чтобы один из батальонов бил по вражеской обороне с фронта, а другой - во фланг. И это дало свои результаты. После короткого, но ожесточенного боя противник оставил Оттершготце и отошел на юг. Преследуя его, мы не только вышли к Кенигсбрюку, но и ворвались в город.
Уличные бои в Кенигсбрюке не прекращались вплоть до 7 мая. И лишь в этот день остатки его гарнизона сложили наконец оружие.
* * *
В 26-м гвардейском воздушно-десантном я уже считался едва ли не ветераном, хотя и воевал-то всего ничего - каких-то два с небольшим месяца. Но на войне как на войне. Здесь сроки определяют не годы, а бои. А их, проведенных в этом полку, за моими плечами уже немало. Да и путь пройден большой - от Польши до немецкого города Кенигсбрюка.
Трудными были эти версты, огненными. Каждая, даже малая победа стоила жертв. И как же было обидно сознавать, что уже почти на пороге победы гибли наши советские люди, подчас прошедшие через всю войну, испытавшие и горечь сорок первого, и перелом сорок третьего, и такую долгожданную весну сорок пятого года!
Но оставшиеся в живых жестоко мстили врагу за смерть своих боевых товарищей. Мне никогда не забыть, как на Шпрее, сразу же после форсирования реки, артиллеристы лейтенантов С. М. Игбаева, Н. Б. Подкаминского, В. Г. Капустинского и А. Г. Глухина, видя, как в наступающих цепях то и дело падают наши бойцы, не ожидая команды, выкатили свои орудия на прямую наводку и, сами находясь под градом пуль и осколков, открыли по гитлеровцам губительный огонь.
А в боях за населенный пункт Кауше, когда одна из наших стрелковых рот была встречена огнем из вражеского дота и, неся потери, залегла, массовый героизм проявило отделение младшего сержанта С. Г. Поплужного. Не имея возможности уничтожить фашистскую огневую точку с фронта, младший сержант, оценив обстановку, скрытно, используя для этого небольшой лесок, провел своих подчиненных в обход высотки, на которой был расположен дот. С тыла гвардейцы подобрались к нему и через вентиляционные выводы забросали гарнизон огневой точки гранатами.
Затем героическое отделение, по-прежнему действуя смело и находчиво, первым ворвалось на окраину Кауше и захватило там один из каменных домов.
Опешившие было гитлеровцы вскоре, однако, поняли, что перед ними лишь горстка советских гвардейцев. Едва ли не целая рота врага бросилась к дому, стремясь выбить оттуда отделение Поплужного. Но, встреченные плотным автоматным и пулеметным огнем, фашисты отступили.
Кстати, за трофейным крупнокалиберным пулеметом лежал сам младший сержант. Отлично зная все системы отечественного стрелкового оружия, С. Г. Поплужный довольно быстро освоил и вражеский пулемет. В его руках он работал как хорошо отлаженная машина, разя гитлеровцев экономными меткими очередями.
При отражении уже третьего вражеского штурма здания младший сержант С. Г. Поплужный был ранен. Но он не прекратил руководить обороной захваченного его отделением дома до тех пор, пока на выручку не подоспели основные силы роты.
За этот подвиг все бойцы отделения удостоились высоких правительственных наград. А на гимнастерке их командира засиял орден Отечественной войны II степени.
Следует сказать, что герои боев были, как правило, очень скромными людьми. Мне, например, особенно запомнились слова командира взвода связи лейтенанта Н. Д. Высокосова, которому я вручал орден за героизм и мужество, проявленные им в боях за город Шпремберг. Этот молоденький лейтенант, еще часом назад чудом оставшийся в живых, когда ему пришлось лично исправлять линию связи на простреливаемой со всех концов площади, в ответ на мое поздравление неожиданно заявил:
- А ведь не мне нужно было этот орден вручать, товарищ подполковник, а какому-нибудь пехотному командиру. Вот они герои! А я разве подвиг совершил? Ну, сползал к обрыву... ну, соединил... Дела-то на пять минут...
А о том, что этим самым "сползал" и "соединил" он восстановил нарушенную в самый критический момент связь с попавшим в беду батальоном, ни слова! Вот он, наш советский человек!
Да, советские люди были и всегда останутся скромными, храбрыми и человечными. В этой связи мне вспоминается вот какой эпизод.
...Случилось это в самый канун первомайского праздника. Я со своим заместителем по политической части объезжал батальоны, как говорится, на местах выполнял приятное и волнующее поручение - вручал отличившимся в недавних боях бойцам и командирам полка ордена и медали.
На командный пункт возвращались где-то уже во второй половине дня. И вдруг... Что такое? У дома, где разместился наш КП, вижу толпу стариков, женщин и детей. Сразу определяю, что это не узники фашистских концлагерей. Выходит, местные жители, немцы. Но почему они так волнуются, пытаются что-то объяснить нашему часовому? Екнуло сердце: "Неужели кто-нибудь из бойцов полка допустил по отношению к ним беззаконие? Не может этого быть! И все же... Зачем же они тогда собрались здесь?"