— Эх, доктор, — сказал раненый, отвернувшись от Нелевцевой. — Я ж там, на переднем, полста фашистов покрошил.
Во время операции он не проронил ни слова.
«Вот оно что, — думала Нелевцева, — значит, эта злоба — только выражение обиды за то, что он ранен, по его мнению, зря, то есть не в тот момент, когда «крошил» фашистов у себя «на переднем», а во время отхода. Его не утешит сознание, что надо было отойти и что там теперь истребляют фашистов, — он их не истребляет…»
Виноградов, похвалив Федореева за хорошо организованный огонь прикрытия и узнав, что во время отхода только один человек убит и раненых немного, кивнул головой и приказал шоферу ехать «домой».
В двенадцатом часу ночи Виноградов возвратился на командный пункт в поселок. Он устало вылез из машины и взошел на крылечко. Неожиданно для себя он увидел Волкова, быстро смахивавшего пыль с гимнастерки.
— Товарищ генерал, — сказал Волков чуть хрипло и вытянулся перед Виноградовым, — немцы ввели в бой резервную дивизию и танки, те, что держали правее высотки 103.3.
Виноградов остановился. Он строго посмотрел на Волкова:
— Не врешь?
Коротков, слыша их разговор, вышел на крылечко.
— Точно так, Викентий Николаевич, — сказал он.
— Точно так… точно так… — повторил Виноградов. Затем он быстро обнял Волкова, потом Короткова и осторожно, чуть слышно ступая, словно боясь умалить значение полученного известия, вошел в дом.
Коротков потерял счет дням и часам: он работал непрерывно и без сна, не чувствуя усталости и сохраняя ясность в мыслях. Но счет времени он потерял. Он часто смотрел на часы и рассчитывал, через сколько минут подвезут снаряды и на сколько времени хватит имеющихся, но в отличие от человека, который понимает, что сейчас десять часов утра или восемь часов вечера, Коротков понимал только, что налет нашей авиации начнется через столько-то минут, а за эти минуты надо подготовить наблюдение.
Виноградов редко смотрел на часы, но он не только не потерял ощущения времени, а наоборот, это ощущение у него чрезвычайно обострилось.
Несмотря на то, что вражеский удар был сильным и в нем принимали участие все средства прорыва, Виноградов чувствовал душевное облегчение по сравнению с днями, предшествовавшими фашистскому контрнаступлению. Его давнишнее предположение, что гитлеровцы будут наступать на участок его дивизии, стало теперь фактом.
Еще в мае Виноградов был убежден, что фашистское командование примет план «сильного удара по слабому звену», и считал этот план гибельным для гитлеровцев. Теперь завязался бой, исход которого должен был подтвердить или опровергнуть это убеждение.
Ничего нового в тактике гитлеровцев Виноградов не увидел. Сосредоточив истребительный огонь предельного напряжения на узком участке фронта, фашисты атаковали дивизию и, не считаясь с потерями, непрерывно вводили в бой новые цепи атакующих. Это походило на таран, осуществляющий вторжение любой ценой. Соотношение сил было примерно 3 : 1 в пользу гитлеровцев, но дивизия держалась и настроение людей было хорошим потому, что они видели непосредственные результаты своей боевой деятельности: убитых фашистов и обломки их всевозможного оружия. Виноградов тоже видел, что фашисты не могут прорвать передний край дивизии, но он знал, что фашисты еще не тронули своих резервов и что задача заключается в том, чтобы они ввели резервы в момент, наименее для себя выгодный и наиболее выгодный для нас. Передний край дивизии, выдержавший первый удар, не был столь надежной линией обороны, как в начале боя, и Виноградов приказал отходить за овраг. Сразу же вслед за этим фашисты, чтобы усилить свой таран, ввели резервы и совершили, по мнению Виноградова, новую ошибку: соотношение сил изменилось. Оно было еще по-прежнему в пользу гитлеровцев, но теперь не более чем 2 : 1.
К вечеру четвертого дня немецкого наступления дивизия еще удерживала овраг, и в дивизии было немало людей, считавших, что поскольку немцы не добились успеха за эти четыре дня, то есть не захватили поселка и железной дороги, то и в дальнейшем они ничего не добьются. Виноградов не разделял этого взгляда.
Суть дела, по мнению Виноградова, заключалась в том, что немецкий таран еще продолжал действовать. Продолжал действовать, несмотря на ошибки фашистского командования.