— Право, не знаю, — ответил Кронин. — Они давно ушли от нас. Товарищ Лаврушинский учится в Артиллерийской академии, а товарищ Топоров служит на Дальнем Востоке.
— Так, так, — сказал Левашов. — Но есть и другие «старички», например…
— Нет, дольше всех здесь я служу. Четвертый год пошел…
— Ни одного офицера, который бы служил в войну?
— Ну, что вы, — сказал Кронин. — Людей с боевым опытом у нас немало. Но в войну они служили в других частях. Так уж получилось…
Да, несколько иначе представлял себе Левашов свой приезд на новое место службы.
Правда, полковник Леонтьев познакомил его со всеми офицерами, а приветливый Кронин даже устроил у себя дома товарищеский ужин… Но не было старых друзей, с которыми можно без всякого ужина просидеть ночь напролет и, едва различая друг друга сквозь табачный дым, кричать до хрипоты: «А это ты помнишь?.. А вот это?..» Не было старых друзей, с которыми можно молча пройти по залитому луной шоссе до развилки, где сейчас надпись: «Тише ход: школа!», а тогда была линия фронта…
И Левашов то и дело отрывался от конспекта, подходил к окну и, хмурясь, смотрел на шоссе, освещенное электрическими фонарями. Конечно, трудно было отсюда увидеть развилку дорог, но ему казалось, что он ясно видит ее, и не только ее, но и траншею, вырытую наспех, а потом уже оборудованную по всем правилам, — траншею, дальше которой гитлеровцы не прошли.
По этой дороге враг рвался к городу, и именно здесь прославился батальон Андронова, конструктора московского завода. Андронов и его солдаты выстояли, и именно отсюда началось могучее наступление наших войск.
Из окна своей комнаты Левашов видит дорогу куда дальше знаменитой развилки. Дорога идет на Запад, и хотя это очень широкая дорога, она односторонняя: движение по ней только в одну сторону — на Запад.
Дорога подходит к городу с немецким названием. Движение людей и машин останавливается. Ненадолго. Высоко над дорогой проносится артиллерийский вихрь, а вслед за ним устремляются вперед автоматчики Георгия Галстяна, открывая дорогу все дальше и дальше.
Дорога идет горами, затем спускается вниз, вдруг обрывается у реки и снова возникает на другом берегу. Танк, которым командует старший сержант Лукин, уже там, за рекой, за ним следуют другие танки, и это такая сила, которая откроет любую дорогу.
Так что же такое дорога?
«Дорога есть полоса земли, заранее подготовленная для движения, — писал Левашов. — Дороги разделяются на грунтовые, грунтовые улучшенные, одетые…»
Когда Левашов утром пришел в казарму, то глядя на его спокойное, чисто выбритое лицо, можно было уверенно сказать, что капитан Левашов хорошо отдохнул прошлой ночью и что сон его ничем не был потревожен.
Быстро поднявшись на второй этаж, Левашов вошел в просторную светлую комнату, где уже собрались солдаты. Последовала команда, все встали. Левашов поздоровался с солдатами, ему дружно ответили, он приказал садиться и сам сел за небольшой столик.
Слева и справа от столика старшина заранее разместил наглядные пособия — доски, на которых кнопками были приколоты рисунки в красках. На одном из них была изображена ярко-желтая полоса (дорога), стайка ослепительно зеленых танков (движение) и синяя река (препятствие). На другом рисунке солдаты, в отутюженных гимнастерках с белыми подворотничками, рубили высокие сосны, а их товарищи, в таких же гладко выутюженных гимнастерках и с такими же свежими подворотничками, настилали гать. Небольшой макет изображал поперечный разрез дороги с надписями: «Проезжая часть», «Обочина», «Кювет», «Обрез»… Словом, было здесь все, что положено для курса молодого солдата.
Занятие было рассчитано на два часа, и Левашов решил первый час провести в казарме, а второй — «на местности», чтобы проверить, как усвоили солдаты учебный материал.
— Дорога есть полоса земли… — медленно диктовал Левашов, расхаживая по комнате. — Дороги разделяются на…
Казалось, что все в полном порядке: офицер отлично подготовился к занятию, солдаты усердно записывают первые военные формулы. Но Левашову было трудно. На войне он знал каждого человека в своем взводе, его характер, мысли и даже самые заветные мечты. И солдаты за долгую совместную жизнь хорошо изучили своего офицера. Всего этого еще не было, да и не могло быть в первый учебный час. И хотя Левашов знал, что солдат Петров до службы в армии работал слесарем на заводе, а солдат Мищенко трактористом в МТС, а солдат Ковалев был шахтером, и хотя о каждом из них Левашову еще вчера рассказывал и Кронин, и командиры взводов, — все это не могло заменить той внутренней связи, которая непременно должна возникнуть между солдатами и офицером. Только в этом случае военные формулы становятся жизненно важным законом.