Сережа бормотал что-то о судьбах Галилея и Джордано Бруно и убегал в свою обсерваторию. Ложась спать, он мысленно представлял себе далекое Пулково. Маленький Чистов и астрономическая столица мира были теперь надежно связаны.
Приятель Сережи Вовка Меньшов не разбирался в астрономических тонкостях. В классе он считался видным специалистом по вопросам военной стратегии и тактики и в ответ на сообщение Сережи сказал коротко:
— Пулковская высота вполне надежна для обороны. В девятнадцатом году на Пулковских высотах разбили генерала Юденича, а в сорок первом — фашистов. Опорный пункт. Узел сопротивления.
Всего этого было для Сережи более чем достаточно, чтобы поставить перед матерью вопрос ребром: он должен побывать в Пулкове.
— Ведь это совсем недалеко, — убеждал он Екатерину Прокофьевну. — Всего восемнадцать километров от Ленинграда. Надо ехать по Московскому проспекту. А Московский проспект как раз проходит по Пулковскому меридиану…
— Так ведь до Ленинграда больше тысячи километров!
— Одна тысяча! А знаешь ли ты, что до ближайшего нашего соседа, до Марса, больше пятидесяти миллионов километров?!
В конце концов Екатерина Прокофьевна втайне от Сережи списалась с дальней родственницей, двоюродной теткой мужа, давно живущей в Ленинграде. Ответ пришел быстро. Тетя Женя писала, что с радостью примет своего внучатного племянника и ждет его с нетерпением.
— Сережа, — сказала Екатерина Прокофьевна, — мне с тобой надо серьезно поговорить.
Сережа взглянул на мать, потом на конверт с ленинградским штемпелем и все понял.
— Значит, еду, значит, еду! — закричал он. — Ура!
Через несколько дней Екатерина Прокофьевна провожала сына. В день отъезда Сережа дважды бегал на автобусную станцию и узнавал, не опаздывает ли машина. До железной дороги было как-никак больше часа езды.
Вовка Меньшов тоже поехал проводить друга. В автобусе специалист по вопросам военной стратегии и тактики советовал Сереже побывать и в Артиллерийском музее, и в Военно-Морском, и вообще, как он выразился, «не теряться».
— На Пулковской высоте можно найти подходящий осколок от тяжелого снаряда. Возьмешь и привезешь с собой. Ясно?
На станции мальчики притихли. Пока Екатерина Прокофьевна вела дипломатические переговоры с проводником, друзья обменивались короткими замечаниями: «Экспресс… цельнометаллический… четырехосный… тормоз Матросова…»
По радио объявили, что до отхода поезда осталось пять минут. Сережа нахмурился и тихо сказал:
— Слушай, Вовка… Ты вот что… К маме моей заходи почаще…
— Будь спокоен! — уверенно отвечал друг.
Закончив переговоры с проводником, Екатерина Прокофьевна обняла сына. Слезы были очень близко, но она сдержалась.
— Вот деньги на дорогу, остальные я послала тете Жене по почте. В Пулково поедешь с экскурсией. Ну, ну, выше голову! Путешественники — люди отважные…
Через двое суток Екатерина Прокофьевна получила телеграмму от тети Жени:
«Благополучно встретила Сережу очень рада мальчик похож отца и деда».
Тетя Женя тоже понравилась Сереже. Она сразу же прониклась уважением к его открытию.
— У нас в роду все были людьми любознательными, — рассказывала тетя Женя за вечерним чаем. — Мой отец, то есть двоюродный брат твоего деда со стороны отца, был изобретатель-самоучка, а его мать, то есть родная сестра деда твоего отца…
Сережа путался в сложном родстве, но одно было ясно: все эти двоюродные деды, зятья, свекрови и шурины были людьми толковыми и смелыми и, следовательно, усиливали его позицию.
И все же тетя Женя оказалась натурой не вполне целеустремленной. По ее плану Сережа должен был посетить и Эрмитаж, и Русский музей, и побывать в балете на «Коньке-Горбунке», и в ТЮЗе. Сережа был против такой разбросанности. Он приехал в Ленинград по делу. Ученый всегда должен помнить о главной своей задаче. В данном случае — это посещение Пулковской обсерватории.
Они спорили до позднего вечера, и тетя Женя могла убедиться в железном характере своего внучатного племянника.
На следующий день Сережин железный характер был подвергнут трудному испытанию. С утра Сережа с тетей Женей отправились во Дворец пионеров, и по пути было столько заманчивого, что Сережа почти забыл о главной задаче ученого.
Едва только они вышли на набережную Невы, как Сережа радостно закричал:
— Пушкин!.. Тетя Женя, смотрите же, Пушкин!
— Что ты, что ты, Сережа… — поспешно поправила его тетя Женя. — Это памятник Петру Первому…
— Все равно Пушкин, — не сдавался Сережа. — Медный Всадник! Как же вы не понимаете? Там же ясно сказано: «На бронзовом коне», «Над огражденною скалою». Мы всем классом учили: «Куда ты скачешь, гордый конь?..» А у меня как раз по литературе тройка, — признался Сережа. — Как раз по литературе, — повторил он, дотрагиваясь до чугунной ограды.