— И что же, вынесли решение?
— Ты, папа, не смейся… У Сени голова светлая…
Оба чувствовали себя несколько отчужденными друг от друга и потому, что давно не виделись, и еще потому, что то высокое, что сейчас было у каждого из них на душе, требовало большого разговора, а оба они были люди сдержанные, немногословные.
— Скажи, папа, тот человек… нарушитель… Кто он? Шпион?
Котельников внимательно взглянул на сына:
— Да, шпион. Шпион, диверсант.
— Но ведь он, конечно, все отрицал?
— Вчера — отрицал. Сегодня — признался. Это долгая история, сынок. В эту ночь мне многое пришлось вспомнить… Сопоставить факты. Тридцать лет… целая жизнь.
— Ты так давно его знаешь?
— Знал отца. Должность перешла «по наследству».
— Похож?..
— Представь себе, очень похож…
Снова они помолчали.
— Я очень рад, — сказал Котельников медленно, — что ты отличился в этом деле. Хвалю. — Они вдруг оба встали, и их руки соединились в крепком пожатии.
VII
Весь день Котельников провел в городе, в штабе отряда, но обедать поехал к своим молодоженам. Лена встретила его укором:
— Мы так беспокоились! Вот вечно папка такой, — обратилась она к мужу.
— Ну, ну, — сказал Котельников. — Ворчать — это привилегия нашей мамы.
— Нет, правда, Григорий Макарович, — сказал Сенечка. — Лена сильно за вас тревожилась.
— Обедать, обедать, — весело сказал Котельников. — Кислые щи? Прекрасно! На второй день они еще вкуснее… А после обеда вы, Сеня, обязательно поподробнее расскажите про вашу новую конструкцию теплохода.
— Интересуетесь? — обрадовался Сеня.
После обеда он долго и старательно объяснял принципы конструкции нового теплохода, стараясь избегать непонятных генералу специальных технических терминов.
Заметив, что Котельников слушает с большим вниманием, Сеня еще больше воодушевился. Он притащил большой чертеж, развернул его.
— Поперечный разрез корабля. Вот здесь машинное отделение, вот пассажирские каюты, библиотека, кинозал… А это внешний вид корабля…
И пока Сенечка рассказывал, Котельников все время видел перед собой этот новый могучий корабль, свободно рассекающий высокую волжскую волну, ослепительно белый, в ярком солнечном блеске, с золотыми буквами по борту. И другой — в штормовой пене, грохоте бури, с накрененной палубой, с потушенными огнями, смело идущий наперекор ночному шторму…
ПОЛК ПРОДОЛЖАЕТ ПУТЬ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«…Командир дивизии приказал роте автоматчиков прорваться к тебе на помощь».
Эту шифровку по рации передал Смоляр — командир артиллерийского полка — командиру дивизиона Ларину.
Ларин не мог определить точно, сколько с тех пор прошло времени. Часы давно были разбиты. В июле не так-то легко угадать время: почти круглые сутки светло.
Глубокое небо безоблачно. Туман растворился, оставив на земле лишь легкие брызги. Земля же требует обильного дождя, ливня, потоков воды. Но хватит ли и сорока дней потопа, чтобы земля, на которой лежит Ларин, снова стала черной почвой? Железо изломало землю. Запах ржавчины неистребим.
Но Ларин не видит открытого над ним неба, он не замечает медленно исчезающих капель росы и не чувствует удушливого смрада.
«На помощь тебе» — было сказано в шифровке. Старше Ларина по должности и званию был здесь только командир стрелкового полка Малюгин. Он убит. Убит командир батальона Пеньков — ларинский дивизион поддерживал батальон Пенькова. Убит командир роты Волков. Убит командир роты Морозов. Ранен командир третьей батареи Петренко. Он уже не стонет. Неизвестно, умер он или еще жив.
«На помощь тебе» — значит, Ларин командует группой людей, окруженных немцами и отрезанных от своих.
Ларин лежит в воронке от тяжелого снаряда. В этой же воронке походная рация. Рядом лежит убитый радист.
Два обгоревших танка прикрывают воронку. Танки сгорели еще два года назад, еще в сорок первом году, когда немцы взяли Мгу и замкнули кольцо вокруг Ленинграда. За эти два года танки тяжело осели и кажутся вбитыми в землю.
Влево и вправо от танков тянется глубокая немецкая траншея. Неделю назад, когда началось наше наступление, Ларин ворвался сюда со взводом управления своего дивизиона вместе с пеньковским батальоном.
За эти дни немного осталось от немецкой траншеи. Немцы били по ней прицельным огнем. Потом, когда поднялась немецкая пехота, Ларин по рации вызвал огонь на себя.