На высоких козлах, еще опутанных заградительной проволокой, стояли носилки с телом командира полка. Ларин подошел, взглянул. Выражение суровой сосредоточенности было запечатлено на неживом лице Смоляра так же, как и на всем этом ночном лагере.
Недалеко от траурных носилок стоял Хрусталев. Было темно, по Ларин различил по его лицу всю его позу. Он стоял, как влитый в землю, руки по швам и мрачно переводил взгляд со Смоляра на бойцов, подходивших прощаться с командиром полка. И то, что он стоял так неподвижно, и его мрачный взгляд — все это показалось Ларину нарочитым, и он вспомнил слова Макарьева. И хотя Ларин и тогда и сейчас не верил, что Хрусталев мечтает стать командиром полка вместо Смоляра, ему стало неприятно, и он отвернулся, не ответив Хрусталеву на взгляд.
Все тем же окопом Ларин вернулся в свой дивизион. Возле землянки Макарьева он услышал голоса.
— Фамилия, имя, отчество?
— Воробьев Александр Степанович.
— Звание?
— Старший лейтенант.
— Образование имеете?
— Семилетку.
— Давно воюете?
— С третьего июля сорок первого года.
— Последняя должность?
— Командир огневого взвода, был старшим на батарее.
Ларин вошел. Сел за стол рядом с Макарьевым.
— Ранения имеете?
Вместо ответа старший лейтенант протянул правую руку. На ней не хватало трех пальцев.
— Член партии? — спросил Ларин.
— С сорокового года.
— С батареей справитесь?
— Полагаю, что справлюсь.
— Справитесь?
— Справлюсь, — ответил старший лейтенант и откашлялся.
— Поставим вместо Левашева.
— Так и сделаем, — подтвердил Макарьев. — Можете идти, товарищ старший лейтенант. Первая батарея. Примете, а потом все оформим. Фамилия? — обратился он к молодому человеку с красивым лицом, которое уродовала огромная фуражка.
— Младший лейтенант Новиков Николай.
— Военное образование имеете?
— Школа младших лейтенантов.
— Откуда прибыли?
— Постойте, — сказал Ларин. Он наморщил лоб, как будто что-то припоминая. — Новиков Николай?
— Так точно, товарищ капитан.
— Брат Ольги?
— А вы? Вы — Ларин?
Ларин кивнул головой.
— Это замечательно! Это замечательно! — воскликнул Новиков.
— Знакомы? — спросил Макарьев.
— Да все никак не выходило познакомиться. Но я столько слышал…
— Это брат моей жены, — сказал Ларин. — Как Ольга? Здорова?
— Да как всегда, хорошо. Ольга, она молодец… — Новиков осекся, видимо боясь, что его могут принять за болтуна.
— В какой батарее, нужны командиры взводов? — спросил Ларин Макарьева.
— Всюду нужны… Ведь…
— Да, да. Так в первую.
— Видели здесь старшего лейтенанта? — спросил Макарьев Новикова. — Идите за ним. Скажете, командир дивизиона приказал, чтобы на огневой взвод…
Новиков козырнул и вышел. Ларин и Макарьев остались вдвоем. Было тихо. Редкие разрывы снарядов не нарушали тишины — они лишь пунктиром обозначали ее границы. В заново определившейся тишине стук идущего поезда был слышен отчетливо.
Негромко переговаривались бойцы, но Ларину и Макарьеву был слышен их разговор.
— Поезд в Ленинград идет, а фрицы молчат.
— Подожди, вдарят еще.
— Вдарят-то они вдарят, да не очень. По ненаблюдаемой и движущейся цели не очень-то. Высотка-то, дорогой товарищ, наша.
Ларин узнал голос Богданова.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Пополнение прибывало не сразу. Полк был уже в Кириках, а во многих батареях не было и половины положенных по штату людей. Только здесь, в Кириках, Ларин в полной мере понял, какие потери понес полк.
Ежедневно в дивизион приходили новые люди. Их надо было правильно распределить, а для этого надо было узнать. А узнать по анкете невозможно — невозможно довериться первому впечатлению.
Между тем разговоры о том, что предстоит новая боевая операция, шли по всем батареям. Упорно говорили о том, что операция будет фронтовая, вроде январской, когда прорвали блокаду, только на этот раз решающая. Блокаду снимут.