— Все дело в том, — сказал Макарьев, спокойно обращаясь к Новикову, — что вы отнеслись к этому несчастью, как к совершенно обычному в условиях Ленинграда. Действительно, в Ленинграде ежедневно гибнут люди. Но разве можно притерпеться к этому нам, военным? Да к тому же погибла семья вашего подчиненного. Вы об этом подумали?
— Нет, чего там, — сказал Ларин, махнув рукой. — Я наложу строгое взыскание. Явитесь к командиру батареи. — И он быстро вышел из землянки. Макарьев за ним.
— Я еще здесь побуду, — сказал Ларин. — А потом проеду по другим батареям. А ты сообщи командиру полка и замполиту.
Макарьев быстро прыгнул в седло и исчез в темноте.
— Где ваш расчет обретается? — спросил Ларин Вашугина. — Ну-ка покажите.
Они вошли в землянку, освещенную сильным карбидным фонарем. Ларин сразу же заметил бойца, ради которого он и остался на батарее. Родионов сидел на нарах и что-то писал. По тому, как другие бойцы вели себя, то есть разговаривали негромко, стараясь не мешать пишущему, Ларин понял, что это и есть Родионов. Ларин поздоровался с ним и Родионов сказал:
— Матери пишу, товарищ капитан. В Калининскую область. Не моя мать, жены, — добавил он. — Вот написал, — он взял письмо и прочел вслух: — «Извещает ваш зять Яков Иванович Родионов, что ваша дочь Мария и внучка Лида погибли в городе Ленинграде, о чем сегодня получил известие». Не знаю, товарищ капитан, что еще написать?
«У него шок, — подумал Ларин. — Он еще не понимает, что случилось».
— Может быть, хотите съездить в Ленинград? — спросил он Родионова. — Я немедленно свяжусь с командиром полка и все устрою.
— Нет, не хочу, — сказал Родионов твердо. — Я и похоронить-то их как следует не могу. Мне соседка написала: ничего от них не осталось. У нас окна на двор, товарищ капитан, а он со двора влетел и разорвался. Нет, я лучше здесь буду. На службе легче. Вам спасибо, товарищ капитан. Вы все оставили, ко мне пришли. Я как письмо получил, так от меня младший лейтенант Новиков не отходит. Вот вы приехали, он вас встречать побежал, а то все около меня сидит, кормить меня принимался, как малого ребенка. Это, я вижу, все от сочувствия. У него, товарищ капитан, в Ленинграде своя семья: мать и сестренка. И они тоже каждый миг пострадать могут.
— Душу рвет, — сказал кто-то из дальнего угла.
— Я вот что хотел спросить, — продолжал Родионов все тем же размеренным тоном, — когда, товарищ капитан, воевать будем?
(Какое было бы счастье ответить Родионову: «Вот за тем оврагом фашисты. Пленных не брать».)
— Воевать мы будем скоро, — сказал Ларин. — Я не командующий фронтом и не могу объявить день. Но на этот раз мы немцев прогоним.
— Третий год пошел, все говорят — прогоним, а отогнать не можем, — сказал все тот же голос из темного угла.
Ларин хотел ответить, но Родионов перебил:
— Нет, сейчас сделаем. Я это здесь чувствую. — Он постучал кулаком по груди, и это было его первое и последнее движение за весь разговор. — Надо сделать. — Он помолчал немного. — Надо сделать квит.
Дверь в землянку отворилась, вошел Новиков. В руках у него был кусок красной материи.
— Заходите, товарищ младший лейтенант, — сказал Родионов. — Правду вам скажу, мне с вами полегче будет.
Ларин взглянул на Новикова. Тот стоял в нерешительности. Его лицо было исполнено такого желания помочь Родионову, что Ларин, забыв о своем возмущении, спросил:
— Что это вы, товарищ Новиков, в руках держите?
— А мы на этой материи лозунг напишем, — вместо Новикова ответил Вашугин.
— Лозунг? — удивился Ларин.
— Напишем: «Отомстим за смерть семьи заряжающего Родионова». Верно я говорю, Родионов?
— Верно, — сказал Родионов.
Простившись с Родионовым, Ларин вскочил на коня и поскакал во вторую батарею. Шел снег. Мокрые хлопья слепили глаза. Вскоре он поравнялся с группой бойцов, едва заметных в ночной осенней мути.
— С какой батареи? — крикнул Ларин, придержав Баяна.
— С девятки.
«Не мой народ», — подумал Ларин и хотел уже снова пустить Баяна, но один из бойцов подошел вплотную и спросил:
— Товарищ командир, расположение первого дивизиона не знаете?
— На что вам первый дивизион?
— А мы с девятки делегатами. На митинг.
— Я командир первого дивизиона, — сказал Ларин. — Какой митинг? Вы чего-то путаете…
— Нет, мы не путаем. Нам из штаба полка сообщили, что у вас боец пострадал. Верно? Все его семейство в Ленинграде погибло?