Доложив командиру дивизии по радио, что полк вышел в заданный район точна в назначенное время, полковник Огульчанский расстелил на песке небольшой коврик и уселся, достал термос. Отвинтил пластмассовый стакан:
— Желаете, Николай Иванович?
— Думаю, что не надо.
— Ну, вы как хотите, а я должен выпить. Иначе я загнусь. Меня уже всего лихорадит. После такой ночи и ливня люди будут как мухи сонные. Особенно когда пригреет солнце. А задачу выполнять придется.
Огульчанский заметил, что солдаты второго батальона, вместо того чтобы отдыхать, начали приводить в порядок технику.
— Что это такое! — встал он. — Я же приказал всем спать.
— А я их, товарищ полковник, попросил сначала проверить все, а потом уже отдыхать, — ответил майор Сорокин.
— Порядок для всех есть порядок!
— Отставить работу! Всем спать!
— Ладно уж, пусть закончат.
Посидев немного с Огульчанский, Шорников поднялся:
— Я пройду по подразделениям.
Экипажи молча возились у танков и бронетранспортеров, тряпок не хватало, поэтому счищали грязь руками, прошлогодней травой, которую можно было собрать в лощине.
Когда техника была приведена в порядок, майор Сорокин и Матросов сели у колеса бронетранспортера, стали обсушиваться. На колесах лежали их сапоги и портянки.
— Пристраивайтесь рядом, — сказал замполит Шорникову. — Или боитесь каракуртов?
За последние дни Шорников и Сорокин столько наслышались былей и небылиц, что всего опасаться станешь.
— Снимайте сапоги, а то ноги не выдержат.
— Неудобно, солдаты кругом, — ответил Шорников.
— На вас уж гимнастерка парится.
— Вот и хорошо, на плечах высохнет.
— Зря шутите.
Шорников разулся, снял и гимнастерку. Солнце припекало все сильнее. Они вздремнули, прислонившись к колесам бронетранспортера, и почувствовали, что вернулись силы, хотя спали совсем мало, всего минут тридцать или сорок. Сорокин засунул руки в карман брюк и вытащил небольшой мешочек из искусственной черной кожи, потряс его.
— Что это там у тебя?
— Номерки от вешалок.
— Зачем они тебе?
— Так это же не обычные номерки! — Он развязал мешочек и вынул один из номерков. — Вот на этой вешалке висело пальто писателя Шолохова. А на этой — фуражка маршала Рокоссовского…
И они уже перестали удивляться: у каждого могут быть свои странности, — есть люди, которые коллекционируют самые скучные книги, даже паровозы и пароходы. А у Сорокина совсем безобидное занятие.
— А как ты их достаешь, Гриша? — спросил Шорников.
— Не обходится без шоколада! — усмехнулся он. — А иногда и просто — ловкость рук… У меня, сознаюсь, собраны номерки почти всей хоккейной команды ЦСКА! Это, брат, не то что какие-то там автографы!
Портянки высохли, можно было обуваться. Шорников кое-как напялил сморщенные сапоги и направился к штабной машине, но вдруг услышал странный крик. Оглянулся: майор Сорокин прыгает на одной ноге, другой сапог надет наполовину, болтается.
— Что у тебя, судороги? — подбежал к нему Шорников.
— Зме-ея!
— Укусила?
— Нет, сидит там, в сапоге.
— Замрите! — насторожился Матросов.
Сорокина окружили. Предлагали ножом разрезать сапог, но кто-то предупреждал, чтобы он не вздумал шевелиться.
— Слышите, как тикает!
Шорников приложил ухо к сапогу — правда, что-то тикало.
Расталкивая всех, подбежал полковник Огульчанский, сорвал сапог с ноги Сорокина и отбросил в сторону. Из сапога выпали часы.
Смеялся весь полк. Смеялись не только люди, но, наверное, и машины, и пески, и само небо.
— Ну и молодец! — сказал Огульчанский. — Здорово вы всех нас разыграли! Райкин бы так не смог!
Сорокин улыбнулся через силу:
— Я не разыгрывал.
Ему никто не поверил.
Полковник Огульчанский вглядывался в даль — не покажутся ли тылы полка. Но на горизонте было пустынно, только тонкой полоской темнело то место, где небо соединялось с землей.
— Ну что, товарищ заместитель, чем полк кормить будем? — сказал он Шорникову.
«Вы же знали, что делали», — подумал Шорников, но промолчал.
— Я считаю, что вам надо возглавить «продовольственную группу». Возьмите взвод бойцов и вернитесь к оврагу. Я не очень надеюсь на помпохоза Балояна.
— Почему же?
— Я его знаю получше вас. Даже не в этом дело. Будет надежнее, если этим займетесь вы.