В одно лето умерли от голода у Хлебникова отец и мать, братья и сестры. А он выжил. И кто-то ему посоветовал сходить в помещичье имение Рожона, немца. Рожон взял его. Там у него было двадцать таких мальчиков. Летом работали в поле, пололи лен и гречиху, собирали рыжики и грузди для барина, а зимой учились грамоте и ремеслу. Грамоте их учила старшая дочь хозяина — Инга, светловолосая, худущая, всегда хмурая, но добрая женщина. А в мастерской, в подвале дома, обучал столярному делу сам Карл Иванович. Никого не ругал, не подгонял, но требовал, чтобы инструменты были строго разложены на полках по своим ячейкам и на полу не валялись стружки.
Там Хлебников научился играть на гармошке. Карл Иванович обещал его послать учиться в город.
— У тебя хороший музыкальный слух. Будешь скрипичных дел мастер, как Иван Батов.
Кто такой Иван Батов, Хлебников так и не понял. Потом уже узнал, что этого самого мастера давно нет в живых. И был он крепостным у графа Шереметьева. Значит, ничего доброго Карл Иванович ему не посулил.
Сын Рожона находился где-то в городе, а когда началась революция, приехал к отцу. Карл Иванович передал все свое имение народной власти. По описи: дом, паровую мельницу, скот. Сам поселился во флигеле. Говорили, что сын его долго сидел в царской тюрьме.
Воспитанников своих Карл Иванович отпустил «на все четыре стороны». И они подались кто куда. Некоторые уехали в город. А за Кириллом Хлебниковым пришел дед Абрам.
— Если есть у тебя желание, могу взять к себе подпаском.
— Нет у меня никакого желания, — ответил он.
— Тогда бей баклуши. Подохнешь тоже с голоду.
Вскоре все же пришлось пойти. Подпаску никто не платил, только кормили. Питался в каждом доме поочередно, вместе с Абрамом. Спать в его хате наотрез отказался. Лучше на сеновале.
Абрам не обижался, делай как хочешь. Был он спокойный, неразговорчивый. Может, потому, что с ним никто не старался разговаривать. Выгонят бабы коров за ворота. Абрам примет их в стадо, и вечером каждая буренка бредет домой доиться. А пастух смотает свою пугу, повесит на плечо и тоже спешит к себе.
— Ты, Кирилл, зря змей боишься, — сказал он ему однажды, когда они сидели у костра и ели печеную картошку. — Змеи ведь разные бывают. И, может, иные поумнее нас с тобой. Хочешь, я тебе их покажу?
— Нет, не хочу, дед Абрам, — ответил он.
— Дело твое.
Но однажды мужики попросили передать пастуху, чтобы он шел получать свою махорку, которую привезли из города и разделили маленьким стаканчиком на равные кучки на столе. Дверь в Абрамовой хате была открыта, но самого его не было видно. Пришлось зайти в хату.
— Дед Абрам, иди табак получать.
— Спасибо, еще успею. А ты проходи, что стоишь у порога.
— Я лучше постою.
— Ну что ж, постой. И понаблюдай.
Что он сделал — неизвестно, но только сел у стола, и к нему со всех углов, из-за бочек и деревянных ведерок, из-за печки стали выползать змеи. Большие и маленькие. Некоторые с желтым венчиком на голове. И дед Абрам брал их на руки, они извивались, он вешал их на шею, некоторых гладил и отпускал. И все приговаривал:
— Хорошие вы мои! Хорошие.
Стыдно было стоять у порога, пришлось подойти к столу, сесть на лавку.
— Да ты не поджимай под себя ноги, они тебя не тронут, — говорил Абрам. — Ты думаешь, если ползает, то и обязательно должна кусаться. Но не всякий гад зубы и яд имеет. — Пастух походил на какого-то непризнанного мага, знающего свою силу. Видно было, что он от души давал эти представления. Хлопнул в ладоши — гады все скрылись. Потом издал какие-то звуки, вроде «кис-кис», — стали выползать. Опять берет их на руки, сует за пазуху, некоторые пролезают в рукава его рубахи. Прямо по голому телу.
— А вот этот у меня самый умный. Степка! — указал он на самую толстую змею. — Я могу тебе открыть одну тайну. Коров доит. И коровы любят, когда он их за соски сосет. Ты думаешь, почему Звездочка ревет и в кусты бежит? Но я его не балую. Хорош будет и без парного молока.
Абрам рассказывал что-то еще, но он уже не слушал его: тошнило и кружилась голова.
— Если хочешь, оставайся у меня ночевать. Змеи тебя не тронут. Разве только по ошибке под рубашку заберутся погреться, — и он захохотал. — Не бойся, я пошутил.
— Я и не боюсь.
Абрам умер неожиданно — бык боднул рогом в живот. Пришлось одному жить в хате пастуха. Кормить и поить и ласкать ползучих. И все же они куда-то ушли. Исчезли все сразу. В одну ночь. Мужики уверяли, что они прячутся на кладбище, в траве и канавах. Одну змею однажды перерезали косой, когда косили. Но ведь она могла быть и не Абрамовой.