После смерти жены с Оленькой занималась Марта, старая одинокая женщина, которая в войну потеряла своих детей и потому не довелось ей нянчить родных внуков. Оленька так к ней привыкла, что расставались они со слезами.
Дедушка тоже одинокий, Татьяна была у него единственная дочь. Отслужил, вышел в отставку, на пенсии. Заменил внучке всех — отца, и мать, и бабушку, которой она не видела. Но годы свое берут, и ему трудно. А может, и легче вдвоем с внучкой.
«Скорее бы дали квартиру! Как бы дедушка ни обижался, а дочку я заберу к себе».
Правда, Мамонтовы, у которых он сейчас жил, говорили ему, чтобы он привозил ее. Но он же сам видит, что она будет их стеснять. К тому же не совсем подходящие условия для ребенка.
С журналистом Сергеем Афанасьевичем Мамонтовым Шорников был знаком еще с войны. Мамонтов часто приезжал в их корпус и однажды даже написал очерк о взводе Шорникова. С тех пор корреспондента принимали как родного, обязательно оставляли ночевать и угощали всем, что только можно было достать.
Когда Шорникова перевели в Москву, он зашел к Мамонтову, и Сергей Афанасьевич никуда его не отпустил: будешь жить у меня.
На окне сидела обезьянка и строила гримасы.
— Чи-Ки, не позорься! — сказал ей Мамонтов, и маленькая рыжая обезьянка, отвернувшись, стала смотреть в окно.
— Откуда она у вас?
— Один знакомый моряк привез из плаванья. Сначала я растерялся от такого подарка, а теперь мы так с женой привыкли, что не нарадуемся. Умница! Но шалунья.
В любую погоду вечерами, когда стихал городской шум, Сергей Афанасьевич выходил на прогулку. Обезьянка на груди, высовывает из-под бортика пальто свою огненную головку. Отпускать ее он не решается, а собачки — те бегают, резвятся.
У жены Мамонтова была своя страсть. Она состояла членом клуба декоративного собаководства, считалась знатоком этого дела. Статьи Изиды Мамонтовой печатались часто в клубном журнале. Собаки у нее были не простые — чистых кровей, ростом чуть побольше мышки, беленькие, как пушок, — подуешь, и улетят. Если верить слухам, то отцы или прадеды этих собачек бегали по комнатам Белого дома и принадлежали самому президенту Кеннеди. Собачники наговорят всего, только слушай. Сам Мамонтов в это не верил, за что на него обижалась Изида. Но Сергей Афанасьевич регулярно выводил собачек и обезьянку на прогулку, иногда и ночью, в дождь и снег, поэтому и обезьянка не была в обиде, хозяйка ее кормила и мыла, как и своих питомцев, позволяла прыгать с окна на книжный шкаф, на торшер, сама развесила из угла в угол веревку — пусть шалунья Чи-Ки болтается! И обезьянка часами висела на задних лапах, потом вдруг взвивалась огненным шаром и падала Сергею Афанасьевичу на шею. Изида смеялась.
Одну, бо́льшую и лучшую комнату отвели для зверья, а сами располагались в другой, меньшей и более шумной, с окнами на дорогу.
Собачки целый день вертелись возле хозяйки, выпрашивали шоколад. У Мамонтовых всегда на столе в вазе лежали конфеты, и обезьянка их воровала. Это тоже тешило хозяйку.
Мамонтов все боялся, что когда-нибудь наступит нечаянно на собачку, и тогда уж с женой мира не будет.
С появлением в доме Шорникова зверям пришлось потесниться. Они привыкли к нему очень скоро, радовались его возвращению: все они были сладкоежками, а он не забывал приносить им угощения.
Сергей Афанасьевич мало находился дома, обедал в редакционном буфете, там же и ужинал. И делал это больше из-за того, чтобы легче было Изиде.
— Он у меня совсем от рук отбился, — говорила Изида. — У него там, в редакции, старая любовь — тетя Оля!
Шорников однажды видел ее, она приезжала на квартиру Мамонтова с оттиском свежей газетной полосы.
Мамонтов уважал эту женщину и при встрече целовал ей руку.
Тете Оле уже шел седьмой десяток. Но она еще шустрая, веселая, говорит немного певуче, очень приятно. И каждому улыбается. Не все знают даже в редакции, что когда-то она была известной журналисткой, работала в «Вечерке» и «Известиях», в «Пионерской правде». Несколько лет спокойно пожила на пенсии и вернулась, стала опять работать, курьером — лишь бы дышать воздухом, который приводил в трепет с юности. Платье на ней длинное, сшитое еще в пору молодости, но теперь оказалось в самый раз.
Изида — вторая жена у Мамонтова. Он овдовел несколько лет назад. Как ни обхаживали его редакционные женщины, чтобы женить на своих подругах, по различным причинам оставшихся одинокими, он устоял. И все посчитали, что в такие годы человека не женить. Но во время командировки в Одессе он встретил Изиду у кого-то в гостях, был восхищен ею и привез в Москву. Что потом про нее ни говорили ее соперницы, он не хотел и слышать. Мужчины были на его стороне: понравилась — не колебался!