— Не удивляйтесь, если я сейчас разревусь! — сказала Елена.
Из глубины березовой рощи показалась девушка. Отворачиваясь от встречного ветра, она боком пробивалась по тропинке. В меховой серой шапке, спортивных брюках, заправленных в сапожки. Нейлоновая куртка, видимо, хотя и была непродуваема, но и не согревала.
Девушка прочитала объявление, переспросила у кассирши, верно ли, что поездов до утра не будет, и, вздохнув, вышла из-под навеса.
— Не горюйте, — сказал Шорников. — Что-нибудь придумаем. Пойдем в поселок. А завтра утречком уедем с первой электричкой.
— Но зачем идти в поселок? Идемте к нам на дачу. Я там натопила, но заночевать одна побоялась.
Шорников ожидал, что скажет Елена.
— Хорошо, — произнесла она не своим голосом.
Когда Шорникова переводили в Москву, его предупредили, что квартиру получит не сразу, придется ждать. Но ведь и другие ждут!
Комната в гостинице чем-то напоминала зал ожидания на вокзале: одни уезжали, другие прибывали, все время разные люди. С некоторыми он даже не успевал познакомиться: приходил — они уже спали, уходил — продолжали спать. А вот эта компания попала «ночников» — любителей пульки.
В табачном дыму тускло светила лампочка, лица у игроков были желтые, у генерала-грузина почти черное.
— Не обижайся, дорогой майор, мы скоро закончим! — сказал генерал.
— Играйте!
Только Шорников засыпал, генерал неожиданно сотрясал воздух своим кавказским басом. И потом начинал ругать себя:
— Не сдержался! Забыл совсем, что рядом человек отдыхает.
Уехал генерал не попрощавшись. Вечером Шорников нашел на своей койке записку:
«Дорогой майор! Желаю тебе скорее получить квартиру. Милости прошу к себе в гости — в Каракумы. Джапаридзе».
В гостинице стало тихо. И даже грустно. Приезжали люди и так же незаметно уезжали.
Подполковник Чеботарев позвонил с вокзала:
— Земляк! Я все же уезжаю.
— За папахой?
— Не только. Я мог бы и без нее прожить.
— Сейчас приеду.
Когда Шорников прибыл на вокзал, скорый поезд дальнего следования уже был подан, пассажиры и провожающие заполнили перрон. Чеботарев погрузил свои вещи и стоял с Людмилой у вагона. Заметив Шорникова, они улыбнулись, замахали руками и будто только тем и были опечалены, что он опаздывал.
— В нашем распоряжении пять минут, — сказал Чеботарев. — Давайте зайдем в купе и по традиции… Чтобы не засох на новом месте. На полк еду.
Лицо Чеботарева посветлело, словно он сейчас только понял, что разлука приносит ему больше радости, чем огорчений.
— Да, немножко страшновато. Но ничего. Слепой сказал: посмотрим!
Чеботарев попросил у проводницы стаканы, налил во все поровну почти черного кагору.
— А теперь задумайте что-нибудь. Что ты задумала, Люда?
— Чтобы не было войны.
Чеботарев пожал плечами: видимо, он ожидал каких-то других слов, касающихся их отношений.
— А ты, земляк?
— Чтобы ты стал генералом.
— Ох, мать честная, куда хватил! Ну, спасибо. И я тебе желаю всех благ.
В тамбуре раздался голос проводницы:
— Провожающие, прощайтесь! Прошу освободить вагоны.
— Прощаться будем на улице, — сказал Чеботарев и первым вышел из купе.
Репродуктор прохрипел:
— До отправления поезда осталась одна минута.
Чеботарев как-то сверху и наискосок сграбастал Шорникова, потискал его, обнимая, потом отпустил и взглянул на жену. Шорников отвернулся — пусть прощаются. Когда он снова поцелует ее?
И Шорников вспомнил, какие губы у Людмилы, и что первый поцелуй ее принадлежал ему, а не Степану, и что Степан обо всем знает и теперь оставляет ее одну.
— Товарищ подполковник, отстанете!
Чеботарев побежал за вагоном, ловко вскочил на подножку. Людмила платком вытирала глаза.
«Вот и войны нет, а жены по-прежнему провожают мужей со слезами», — думал Шорников.
Он проводил Людмилу до электрички, посадил в вагон, сел рядом на скамейке, но она сказала:
— Идите, Коля. Электричка сейчас отправится.
Проходя у вагона, он оглянулся — Людмила смотрела в окно и сквозь слезы улыбалась ему.
«Лучше бы он сразу взял ее с собой: ей и Чеботареву было бы легче».
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дежурный потряс Шорникова за плечо:
— Товарищ майор, подойдите к телефону, вас разыскивает комендатура.
Телефон находился в коридоре, стоял на столе, рядом с утюгом. Шорников закутался одеялом и тихонько, чтобы не разбудить других, вышел.