— Привет, столица! — воскликнул Неладин, глядя куда-то вдаль, мимо сверкающих после дождя крыш.
Через улицу, в сером низком доме, кто-то играл на пианино романс «Сомнение» Глинки. Потом раздался приятный женский голос.
— Завидую! — выкрикнул Неладин.
— Опять завидуешь? — усмехнулся комиссар. — На этот раз кому?
— Сам не знаю. Нравится мне Москва! Особенно после дождика. Да вы подойдите сюда поближе! — Он положил руку на плечо Шорникова. — Эх, Коля-Николай! Помнишь нашу роту — «третью непромокаемую»? Передний край…
— Как немцы по радио кричали: «Русиш комерады, что ваш Неладин делает?»
— Было и такое!
— Да, что-то они тебя особо уважали. Наверное, за твою удаль! Спать не давал ни днем, ни ночью.
Сели за стол, сдвинули стулья. Неладин открыл бутылку и поставил ее на прежнее место.
— Надо бы позвонить генералу…
Шорников молчал, молчал и Демин.
— Конечно, генерал есть генерал. — Неладин вздохнул. — Так запросто с ним… Да и секретарша у него — всегда отвечает: «Занят».
— Ладно, не придумывайте всякие причины, — сказал комиссар. — Звоните!
Шорников позвонил — генерал Прохоров оказался на месте. Видимо, он и на этот раз был действительно занят, потому что без лишних слов ответил:
— Все понял. Выезжаю.
В комнате установилась такая тишина, какая бывает только во фронтовые ночи, когда люди не спят и ждут, что вот-вот загрохочет за горизонтом, а потом разрывы станут поднимать кругом рваную землю, выворачивать деревья.
— Генерал есть генерал! — повторил Неладин.
— Для нас он не просто генерал, а наш бывший комкор! — ответил Шорников.
Комиссар мог, наверное, добавить еще что-то и от себя, ведь они очень дружили на фронте, но Демин молчал и ломал спичечный коробок, который оказался у него в руках.
Летом сорок второго года, когда готовился удар по немцам под Сталинградом и генерал Прохоров формировал механизированный корпус, он попросил кадровиков прислать ему комиссара с комсомольским огоньком. И ему прислали бывшего беспризорника, «сына полка», немолодого уже подполковника. Комкор считал, что не ошиблись. Вместе они окружали группировку Паулюса, отбивали танковые контрудары Манштейна, а потом прошли с корпусом тысячи километров на запад.
Что комиссар после увольнения из армии поселился в маленьком поселке на Оке, стало известно только после встречи гвардейцев-сталинградцев в Москве, на которую Демин не приехал. У него в это время был второй инфаркт.
Генерал Прохоров все время собирался вместе с Шорниковым навестить своего бывшего комиссара, но дни текли, заботы одолевали, и в конце концов он сам уверовал, что ему не вырваться к Демину.
— Поезжайте вы, — сказал он Шорникову. — Я как-нибудь потом.
Шорников послал телеграмму, чтобы не свалиться как снег на голову, и выехал.
Поезд прибыл рано утром. В каком вагоне едет Шорников, Демин не знал, он стоял на перроне, высокий, худой, совсем поседевший, и смотрел на сошедших пассажиров. Без шляпы, в легком плаще, белая нейлоновая рубашка — воротник расстегнут. Издали замахал рукой. Торопливо подошел, обнял, положил голову на плечо.
Потом он долго уговаривал водителя такси, чтобы тот повез их куда-то за город. На дороге было много колдобин, и машину качало, как какой-нибудь кораблик на волнах. Видимо, недавно прошел дождь, листья на деревьях были тяжелые, в зеленых бусинках. В лужах отражались черные стволы сосен, хотя солнце еще не взошло или не пробилось на горизонте из-за облаков. У колодца лежала груда кирпича и рядом куча песка. В толстое ошкуренное бревно воткнут топор, весело, словно восклицательный знак.
— Вот это и есть мой гарнизон! — сказал Демин. — Пока одна времянка. Строюсь. Да вот загулял мой помощник, приходится все самому, слабо дела подвигаются. Но ничего, думаю, что до белых лебедей успею.
На усадьбе никого не было, кроме овчарки. Она подошла к Шорникову, обнюхала его и с таким же спокойствием отправилась на свое место, легла на сене под навесом.
Времянка — тот же сарай. Здесь были инструменты и краски, бумажные мешки с цементом, а у окошка — стол и раскладушка. На столе приготовлен завтрак.
— Сейчас я угощу вас чем-то вроде цыпленка табака, — сказал Демин. — Конечно, не то что в «Арагви», но все-таки… — Он открыл крышку сковороды и, вынув напичканную специями курицу, положил ее на тарелку. И времянка заполнилась теми запахами, которые вызывают бурный аппетит и желание что-нибудь выпить.