Во второй половине июля районный комитет партии сообщил, что на ближайшем митинге в саду им. Прямикова выступит товарищ Ленин. Вооруженная охрана митинга возлагалась на наш бывший караульный батальон.
За несколько дней до митинга я со старыми рабочими большевиками Калимановым, Мельниковым и Ворониным, знавшими в Рогожском районе всех и все, обошел сад. Мы отметили все непрочные доски в заборе, калитки и проходы, через которые можно было проникнуть в сад, минуя контроль. После этого прошлись по саду с Логофетом и наметили расстановку постов.
Для Ленина мы приготовили особый вход через маленький дворик, прилегающий к саду им. Прямикова. В этом дворике выстроился почетный караул. Люди в караул были подобраны с чрезвычайной тщательностью — рабочие из бывших солдат старой армии, проверенные политически, с прекрасной военной выправкой, высокие, бравые. Начальником почетного караула назначили молодого стройного бывшего офицера Вольского. [42]
Встретив Владимира Ильича на улице у подъезда, я предупредил его:
— Владимир Ильич, вас за этой калиткой ожидает почетный «расноармейский караул, и навстречу пойдет его командир, выхватывая из ножен шашку на ходу.
— А что же должен делать я? — весело спросил он, приподнимая брови.
Ответить я не успел. Раздалась отчетливая команда:
— Для приветствия спр-р-ра-ва, слушай, на караул!
Красноармейцы сделали четкое движение винтовками и замерли.
Начальник караула строевым шагом приближался к В. И. Ленину. Высоко поднята обнаженная шашка. Слышно, как хрустит песок под ногами. Вольский идет и смотрит на Ленина, не мигая; молодое, красивое лицо напряжено.
Владимир Ильич сначала поднял руку к козырьку, потом снял кепку и, опустив руки по швам, внимательно смотрел на приближавшегося начальника караула. А тот подошел вплотную и не может выговорить ни одного слова. Клинок его шашки, высоко поднятый сильной рукой, вздрогнул.
«Осрамились!» — написано было на лицах красноармейцев караула, когда они увидели растерянность Вольского. Но Ильич, не меняя своей позы, смотрел как-то по-отечески ласково и ободряюще. Глаза его словно подсказывали оробевшему командиру: «Ну что же, говорите, не стесняйтесь...»
Осмелев под этим ободряющим взглядом, начальник караула пришел в себя и громким голосом четко отрапортовал Ильичу.
Ленин пожимает руку счастливому Вольскому и быстро проходит перед строем почетного караула, приветливо глядя на красноармейцев. Лица бойцов засияли.
Владимир Ильич — в саду. Вокруг раздались восторженные крики:
— Да здравствует Ленин!..
— Ура — Ленину!..
Владимир Ильич поднимается в беседку, стоит, опершись на ручку стула, ждет, когда окончатся аплодисменты. Носовым платком он вытирает лоб.
Шум понемногу стихает, люди вплотную окружают беседку. Ильич начинает говорить... [43]
Я внимательно слушаю Ленина. Он говорит удивительно просто и понятно об очень сложных вопросах международной политики, о последствиях Брестского мира. Высказав основной тезис, Ленин обстоятельно его разъясняет, приводит много ярких, убедительных примеров. Напоминает о продовольственных трудностях, о том, что враги рассчитывают голодом задушить революцию, но хлеб в стране есть... его прячут кулаки, скупают спекулянты.
Глаза Ленина, его голос, когда он ведет речь о врагах рабочего класса, выражают то насмешку, то иронию, то сарказм, то гнев и негодование...
Я смотрю на рабочих. Все следят за каждым движением Владимира Ильича. Никто не шелохнется. Недалеко от меня стоит Клавдия Духонина — работник райкома партии. Ее молодое лицо раскраснелось.
Страстным призывом звучат слова Ильича, когда он говорит о гражданской войне, о последнем решительном бое с внутренними и внешними врагами революции, о борьбе с величайшей разрухой и с голодом.
Сотни людей, слушающих Ленина, проникаются одним боевым настроением. Его можно выразить оптимистическими словами:
— Не унывать!.. Не пасовать перед трудностями!
Какими-то окрыленными, еще более уверенными в своей силе и в успехе дела революции возвращались с этого митинга рабочие я красноармейцы.
* * *
Много замечательных людей было в нашем полку рабочей Москвы. И как в россыпи крупного отборного зерна трудно отличить лучшие экземпляры, так же трудно выделить кого-то из бойцов полка. Все люди у нас были отборные, весь полк — героический. Но некоторые товарищи, в силу того что мне чаще приходилось с ними сталкиваться, запомнились больше, и время не стерло в моей памяти их благородных образов.