«Хам» поклонился. Вышло у него неловко. Было видно, что майор Шарп не привык гнуть спину, и зеленоглазая почувствовала, как от низа живота в ней поднимается тёплая волна возбуждения.
Церемониймейстер выждал, пока Шарп распрямиться, и объявил:
— Ричард Шарп, Ваше Царственное Высочество, майор Южно-Эссекского Его Величества полка!
Всплеском последовавших за этим аплодисментов дирижировала вялая рука с позолоченного трона. Хлопали рьяно, как сегодня не хлопали никому. Шарп смутился. Блеклые пуговицы глаз Принца Уэльского были устремлены на него. Покоящиеся на красных вельветовых подушках тучные телеса регента едва помещались в генеральскую форму, что топорщилась на брюхе и собиралась в складки на необъятных ляжках.
Хлопки стихли. Принц разглядывал Шарпа жадно, будто заморскую сладость, в которую не терпится впиться зубами, потом удивлённо осведомился:
— Это же форма стрелков, верно?
— Да, Ваше Величество. — подтвердил Шарп и мысленно изругал себя последними словами: «Ваше Высочество, остолоп, а не Ваше Величество!»
— Но вы же служите в Южно-Эссекском?
— Да, Ваше Высочество. — ответил Шарп и зачем-то добавил, — Сир.
— Что?
Венценосный толстяк подался вперёд, очевидно, решив, что Шарп хочет что-то спросить. Стрелка охватило неудержимое желание перекреститься, и он крепко вцепился в рукоять палаша. Не доставало воздуха, и Шарп, задыхаясь, с трудом удерживал себя на грани обморока.
— Великая честь, Ваше Высочество. — словно со стороны услышал Шарп собственный голос.
— О, нет! Для меня честь, майор Шарп! Для меня!
Принц щёлкнул пальцами. Оркестр запнулся, и почти без перехода грянул военный марш. Толпа ахнула. Раздались аплодисменты, выкрики, и принц лукаво указал Шарпу вправо.
Стрелок повернулся. Овация не смолкала. Придворные расступились, образуя проход, по которому гусиным шагом (Шарп его не видывал уже лет двадцать) двигались три солдата в старомодной форме и париках с буклями. Но не солдаты вызвали фурор, как бы чётко ни припечатывали они подошвы. Фурор вызвало то, что они несли.
Шарп видел его и ранее, в прокалённой солнцем долине, смердящей палёным мясом. Горела трава, и раненые, не в силах уползти, кричали, пока пламя не добиралось до их патронов.
Да, Шарп видел его ранее, но тогда он выглядел иначе. Сейчас древко блестело свежим лаком, начищенный металл сверкал, отражая пламя свечей. В тот день шест был исцарапан и перепачкан грязью, а навершие обагряла кровь, ибо Шарп орудовал им, как алебардой. Покалеченные звали Иисуса и матерей, гремели мушкеты, рядом рычал гэльские проклятия Харпер, отбиваясь от наседающих французов. Наседающих, потому что Шарп крепко сжимал в руках их Орла, первого наполеоновского Орла, захваченного войском Его Британского Величества.
Сейчас Орёл был отчищен и отдраен. К основанию приклепали зачем-то лавровый венок. Украшение резало глаз. Оно было лишним. Таким же лишним, как сам Орёл здесь, среди этих довольных собою и жизнью господ.
Гвардейцы остановились перед Шарпом и протянули Орла ему.
— Возьмите! Возьмите его! — подбодрил с трона регент.
Чувствуя себя дрессированной обезьянкой, Шарп повиновался. Размером Орёл был с суповую тарелку. Заносчиво вздёрнутая голова, крючковатый клюв, полуопущенные крылья, конец одного из которых согнулся, когда Шарп сокрушил им череп француза. Шарп смотрел на Орла, и сердце щемило от странной жалости и вины. Место Орла было не здесь, а на задымленных полях сражений. Впрочем, как и Шарпа. Защищавшие Орла французы дрались так отчаянно, как только может биться человек, и то, что Орёл стал игрушкой для этого пустоцвета, было до боли неправильно.
— Вы обязательно расскажете мне, как всё происходило! До мельчайших подробностей! — принц шустро соскочил с помоста к Шарпу, — Всё-всё! За ужином!
К изумлению стрелка, принц, на правах регента правивший Англией вместо окончательно помешавшегося отца, обнял Шарпа за плечи и увлёк за собой:
— Каждая деталюшечка, майор, каждый пустячок! И птичку трофейную возьмём с собой! Поужинаем, поболтаем! Нечасто доводится встретить настоящего героя! Пойдёмте!