Впрочем, о побеге говорить не приходилось. Линч с капралами передали Харпера взводу красномундирников, присланному из лагеря, и те отконвоировали ирландца на остров. Там Патрика посадили в бывший свинарник ожидать правосудия. Правосудия, уже убившего сегодня человека.
— Они его пристрелили. Просто пристрелили. — всё повторял и повторял Чарли Веллер, который никак не мог освоиться с мыслью, что Мариотт мёртв.
— Правильно сделали. — буркнул Дженкинсон, вытащенный Гаверкампом из Грантемской тюрьмы прощелыга, оттирая перед вечерней поверкой засохшую землю с брюк, — Тут и без его нытья сыро.
— Из него мог выйти неплохой солдат. — мягко уронил Шарп.
Он действительно так полагал. Поступи Мариотт в стрелки, где живой ум ценился выше слепого послушания, со временем стал бы отличным бойцом.
Дженкинсон промолчал. С Шарпом, как и с Харпером, он старался не связываться. Поначалу жулики из Грантемского узилища пытались устанавливать собственные порядки, заставляя прочих новобранцев прислуживать и делать за них чёрную работу, но Шарп и Харпер быстро и довольно жёстко положили этому конец.
Веллер встряхнул рабочую куртку:
— Что будет с Падди?
— Выпорют.
Стая диких гусей кружила в сгущающихся сумерках на востоке, выискивая место для ночлега. Шарп ломал голову, как ему, во имя всего святого, освободить Харпера, чтобы бежать сегодня? А перенести побег нельзя. Если Джейн Гиббонс (мысль о девушке отозвалась в душе теплом) принесёт деньги и еду в лодочный сарай, то не факт, что в течение завтрашнего дня на них никто не наткнётся. Значит, бежать надо сегодня.
Запела труба. Вечерний смотр. Взвод выстроился перед входом в палатку, слыша перекличку сержантов и капралов.
— Иисусе Христе! — пробормотал Веллер, — Сам подполковник!
По части придирок до Гирдвуда было далеко даже Линчу, не то, что прочим офицерам.
— Разговорчики! — прикрикнул сзади капрал Мейсон.
Шарп стоял навытяжку. Натаскивая воду для чистки обмундирования, он заметил, что целый ряд палаток опустил. Их обитатели, те самые, что выделывали поутру артикулы на лужайке в саду Симмерсона, теперь маршировали к новому месту службы. Шарп подумал о своём батальоне, лишённом сегодня двух обученных рот подкреплений, и на стрелка накатил приступ гнева на Гирдвуда, важно вышагивающего в сторону взвода сержанта Линча.
Подполковник, осматривая новобранцев, мрачнел. Толком отчиститься им не хватило времени.
— Грязно! Грязно! Грязно! Вы солдаты или свиньи?! — начал заводиться Гирдвуд, но осёкся, недоумённо глядя на сваленные у входа в палатку вещи, — Это ещё что?
Сержант Линч доложил:
— Предметы личного обихода рядового Мариотта, сэр!
— Рядового кого?
— Дезертира, сэр! Приготовили сдать обратно на склад, сэр!
— Добавьте к ним вещи ирландца. — на губах подполковника заиграла неприятная улыбочка.
— Так точно, сэр! Рядовой Вон, принеси вещи ирландца!
Шарп непонимающе переспросил:
— Вещи, сержант?
Линч приблизил к нему усатое личико, насколько позволял невеликий рост:
— Принеси вещи О’Кифа, живо!
Шарп ринулся в палатку, завернул нехитрые пожитки Харпера в одеяло и выскочил со свёртком наружу.
— Положи их туда, грязь! — палкой Линч указал на амуницию Мариотта, — Шевелись!
Субординация запрещала рядовому заговаривать с офицером, но тревога за друга оказалась сильнее, и Шарп осмелился нарушить запрет. Бросив узел к вещам Мариотта, Шарп встал по стойке «смирно»:
— О’Киф не вернётся назад, сэр?
Гирдвуд выпрямился. Он проверял, туго ли натянуты растяжки палатки. Подполковник требовал, чтобы они всегда были, как струны. От этого палатки рвались, но дисциплину Гирдвуд всегда ставил выше здравого смысла.
— Грязь говорит, Линч?
— Говорит, сэр!
Гирдвуд медленно подошёл к Шарпу и поднялся на цыпочки:
— Ты что-то сказал?
Кожа подполковника имела нездоровый синеватый оттенок. Смоляной панцирь, в которых были закованы усы, потрескался, из неровных бороздок неряшливо торчали волоски.
— Рядовой О’Киф, сэр! Интересуюсь, вернётся ли он, сэр?