Ворота никем не охранялись. Ветер гнал пыль по мощёному плацу, скрипели на несмазанных петлях распахнутые створки.
— Есть кто живой? — рявкнул Шарп, но ответом была тишина.
Миновав арку ворот, четыре офицера вошли внутрь. На дальнем конце обширного плаца упражнялась дюжина кавалеристов. Шарп заглянул в караулку. Там никого не было. Секунду стрелок тешил себя предположением, что вышла накладка, и пополнения уже на полпути в Испанию, но об этом Шарпа предупредили бы в Главном Штабе.
— Кто-то дома. — д’Алембор ткнул пальцем во флагшток с обвисшим английским стягом перед кирпичным зданием полкового штаба. У входа стоял открытый экипаж.
Харпер сдвинул кивер на лоб и, глядя на всадников, почесал затылок:
— Кой чёрт тут делает кавалерия?
— Бог весть. — угрюмо буркнул Шарп, — Далли!
— Сэр? — лощёный д’Алембор перестал смахивать пыль с начищенных сапог.
— Возьми старшину. Обойдёте казармы и выволочете на плац всех, кого найдёте.
— Если будет кого выволакивать. — проворчал капитан.
— Гарри, ты со мной.
Шарп с лейтенантом поднялись на крыльцо и вошли в главное здание. Как и ворота, его никто не караулил. Длинный прохладный холл, увешанный картинками, изображавшими красномундирных героев на полях битв, тоже пустовала. Откуда-то из недр дома доносился смех и треньканье музыки.
Шарп распахнул первую дверь. Муха с жужжаньем билась в стекло окна, подоконник которого усеивали трупики её мёртвых товарок. Бумаги на бюро посреди кабинета покрывал толстый слой пыли. Обе стрелки остановившихся часов на камине указывали на шестёрку.
Вторая дверь вывела Шарпа в элегантно обставленную гостиную. На длинном полированном столе красовались серебряные статуэтки. В стеклянном графине с вином плавала утонувшая оса. Людей не было и здесь тоже.
Пол холла покрывал толстый ковёр. Мебель была тяжеловесной и дорогой. Над изгибом уходящей наверх лестницы висела позолоченная люстра. Шарп снял кивер и положил его на столик. Вновь забренчал спинет [3], его заглушил взрыв смеха, в котором стрелок явственно различил женские голоса. Лейтенант Прайс сделал стойку, как охотничий пёс:
— Как в борделе, сэр.
— Это и есть бордель! — вскипел Шарп.
Шум шёл из-за дальней двери, за которой, как он вспомнил, находилась офицерская гостиная. Шарп ринулся к ней, вне себя от гнева, и открыл рывком.
В комнате были три офицера. Жёлтый приборный цвет и орлы на бляхах безошибочно относили их к Южно-Эссекскому. За спинетом сидела девица. Её подруга с завязанными глазами, беспомощно вытянув перед собой руки, замерла посреди гостиной.
Тёплая компашка развлекалась игрой в жмурки.
Девушка в повязке кинулась на сдавленное хихиканье, но двое офицеров, прыснув во весь голос, увернулись. Третий в игре не участвовал, оберегая от нечаянного толчка низкий столик с бутербродами, пирожными и чаем. Этот третий, капитан, и узрел Шарпа прежде остальных.
Капитан совершил вполне понятную ошибку. В Испании Шарпа часто принимали за рядового. Знаков различия он не носил. Красный офицерский кушак с кистью давным-давно потерял и не потрудился обзавестись новым. От простого солдата стрелка отличал не положенный нижним чинам клинок, но Шарп стоял в тёмном холле, и палаша капитан не видел. Зато он заметил винтовку на плече Шарпа, что и ввело его в заблуждение относительно чина незнакомца. Раз ружьё, значит, рядовой.
Капитан грозно сдвинул брови. Он был молод, с мелкими чертами лица и тщательно уложенными белокурыми волосами. При виде Шарпа улыбка пропала с его тонких губ.
— Какого дьявола тебе здесь надо? — высокомерно осведомился капитан.
Его реплика остановила девицу с завязанными глазами на полпути. Двое сослуживцев капитана, оба в лейтенантском звании, уставились на Шарпа. Один из них нахмурился:
— Эй, ты! Вон отсюда!
Второй хихикнул:
— Кругом! Шагом марш! Ать-два! Ать-два!
Шутка показалась лейтенанту удачной, и он визгливо хохотнул. Ему вторила из-за спинета подружка.
— Ты кто такой? Ну? Отвечай, олух! — надменности в голосе поубавилось уже на половине фразы, и последнее слово он произнёс почти шёпотом, потому что Шарп шагнул в гостиную.
Понимание того, что они обознались, посетило всю троицу одновременно. Они замолкли, глядя на темноволосого рослого чужака. Его суровому лицу, опалённому нездешним солнцем, шрам на левой щеке придавал некоторую глумливость, пропадавшую, когда он улыбался. Но сейчас он не улыбался. Определить его ранг не представлялось возможным, однако от всего его облика веяло силой и властью, которых было достаточно, чтобы офицериков обдало холодком. Девица посреди гостиной избавилась от повязки и, раскрыв рот, воззрилась на невесть откуда взявшегося Шарпа.