— Наверное.
— Вот если бы вычерпнуть из пруда луну и пересадить в наш аквариум… — размечталась она. — А в аквариуме она будет круглая или квадратная?
— Конечно, квадратная.
Я представил себе карасиков в румяной лунной воде и тихо засмеялся.
— Треугольная будет, — весело сказал Буба. Он стал загребать на дороге пыль босыми ногами. — Химики вы. Бабушкины сказки с картинками.
— И не сказки и не с картинками, — обиделась Наташка. — И всё равно мы её достанем.
— Как?
— Очень просто, — ответил я. — Ведром.
Наташка показала Бубе язык и заскакала на одной ножке:
— Ведром-дром-дром, ведром-дром-дром. А боюськи? — вдруг спросила она. — Они нас не тронут?
— Конечно. Они же маленькие и добрые. Сама увидишь.
Буба нерешительно хохотнул:
— Фантазёрники.
Наташка, напевая «ведром-дром-дром», ускакала к дому. Она принесла ведро и фонарик, и мы стали спускаться к пруду. Буба сперва шёл впереди, потом отстал. Наташка держалась за мой карман.
— Боишься?
— Ни капельки, — ответила она дрожащим голоском.
Через луну в пруду проходили круги и покачивали её. Темнота стала гуще, а лягушки замяукали и закричали ещё отчаянней. И вдруг смолкли.
Мы стояли у самой воды. В кустах шевелились неслышные тени. Наташка не могла выдержать этой тишины и закричала:
— Чего вы молчите, эй!
Что-то зашуршало у её ног, она ойкнула и присела, накрывшись ведром. Я резко включил фонарик. В воду прыгнул лягушонок. И кругом сидели лягушки — на песке, на траве, на листьях кувшинок. Ослеплённые светом, они посыпались в воду.
— Смотри, какие они, наши боюськи.
Наташка продолжала вздрагивать:
— И правда — лягушки. А мы-то думали…
Буба поймал лягушонка. Надул его соломинкой и отпустил. Лягушонок не мог унырнуть и неловко заплавал, соломенный хвост то всплывал, то погружался, как поплавок.
— Зачем ты его так? — рассердилась Наташка.
— Я и другого надую. Много надую. Гору!
Он засмеялся и стал высматривать в тине лягушек.
— Тогда уходи — и всё. Мы не возьмём тебя спать в сарай.
— Не больно-то и хотелось!
Буба швырнул щепкой в луну. Край луны брызнул искрами, и от него разошлись круги.
— Почему ты, Буба, такой несносный? — спросил я.
— Потому.
Он упал на траву, стал дрыгать ногами и показывать нос:
— А луну вам не поймать, не поймать…
Я взял ведро и вошёл в воду, придумывая, что сказать, когда не зачерпнётся луна.
Вода была такой тёплой, как после дождя, ноги увязали в мягком иле. Я подвёл ведро под самый лунный диск и чуть приподнял. Луна колыхнулась в ведре, задевая края.
— Неси скорее! — закричала Наташка.
Я потянул ведро за собой. Луна покачивалась в пруду на прежнем месте.
— Не вычерпывается, — виновато сказал я.
Буба хохотал и приплясывал:
— И дурак знает, что луна в пруду и вовсе не настоящая.
— Дуракам, Буба, всегда кажется, что они всё на свете знают.
Я снова подвёл ведро под румяный диск, прикрыл его сверху майкой и завязал её концы.
И диск исчез — на настоящую луну наплыло облачко.
— Поймал! — закричал я во всё горло.
Мы быстро, не оглядываясь, побежали в гору. Буба семенил сзади и с недоумением поглядывал на пруд, где не было больше луны.
Мы поставили завязанное майкой ведро у двери сарая. И как ни хотелось Наташке в него заглянуть, я не позволил, сказал, что за ночь вся вода просветится луной и тогда мы перельём её в аквариум.
Когда мы легли спать, по крыше снова затопал Буба.
— А луна-то в пруду. Я вижу. На неё облака наплывали — вот её и не было.
Мы не отвечали.
— Придумает тоже — облака, — ворчала Наташка.
Она несколько раз подбегала к двери и смотрела в щёлку на ведро с нашей луной. Долго не могла уснуть, ворочалась и шепталась сама с собой, то вздыхая, то посмеиваясь.
Бубы не стало слышно — видимо, ушёл. Приснился мне всё тот же Буба — он сшибал из рогатки звёзды, складывая их в карман. Потом превратился в колючего зверька с розовыми ушками и хвостиком — такими Наташка рисовала боюсек. Зверёк стал раздуваться и обрастать рыжей шерстью. Он оскалился, хрюкнул и швырнул в меня вилком капусты. Вилок на лету разбился в мелкие брызги, и они плеснули мне в лицо. Я вскочил и увидел вытаращенные глаза Наташки. Она подбежала к двери и распахнула её. У нашего ведра сидел Буба и набирал из него воду ржавым велосипедным насосом.
— Что ты делаешь! — завизжала Наташка.
Он плеснул из насоса ей в глаза. Брызги вместе со слезинками потекли по её щекам, собираясь в крупные капли на подбородке и кончике носа.