— Да, это они умеют, — соглашается мужчина. — Они научились натаскивать стариков обходиться без посторонней помощи.
— Я могу спать на кушетке в одной с мамой комнате. Когда она просыпается и начинает надевать чулки и туфли, я встаю и говорю ей: мама, еще только два часа, ночь. Она качает головой. Мы с ней смеемся, и она снова ложится. А через двадцать минут снова надевает чулки и туфли. И я встаю…
— Такое возможно одну ночь, две ночи, — говорит мужчина, — но нельзя же так ночь за ночью…
— Если бы вы пошли мне навстречу, — сказала Мэгги, — нашли кого-то, кто спал бы с ней через ночь, скажем, три ночи в неделю, тогда я бы справилась.
— Да, то есть нет, я этого сделать не могу, — он покачал головой. — Ночными дежурствами занимается миссис Клодия Хейз. Вам придется записаться к ней на прием, потому что сейчас ее нет на месте.
— Так вы можете меня записать?
— Нет, нет. Ее расписанием занимается миссис Брукс.
— Но я говорила по телефону с мистером Уорреном, и он назначил мне встречу на сегодня.
— Мистер Уоррен — это я, — сказал мужчина. — Вы звонили первого числа этого месяца, вот почему ваша встреча не занесена в график: дело в том, что офис на Кастель-стрит тогда еще был одним из семи автономных местных отделений, а потом нас реорганизовали в единый общегородской департамент, и у нас теперь новый управляющий координатор, и перед ним поставили задачу избавиться от неэффективных и нестандартных процедур, которыми обросла система со времени реорганизации, еще в девяностых, единого общегородского департамента со свойственными ему неэффективными и нестандартными процедурами, в семь автономных местных отделений, но давайте я узнаю, на месте ли сейчас миссис Брукс.
— Благодарю.
Мужчина располагающе улыбнулся.
— Нет, ее нет на месте. В те дни, когда миссис Брукс посещает своих подопечных на дому, она может здесь и не появиться. Однако, — мужчина похлопывает по исписанному желтому листку, — как я уже сказал, я могу оставить вашу просьбу у Клодии на столе.
— Мистер Уоррен, разрешите мне… прошу вас, позвольте мне самой положить этот листок на ее стол — тогда я почувствую, что побывала здесь и хоть что-то довела до конца.
— О чем речь, пойдите и положите! — сказал мистер Уоррен, неплохой, в сущности, парень. — За углом поворот налево. На двери ее имя.
Держа в руке записку мистера Уоррена, Мэгги стояла в дверях кабинета миссис Клодии Хейз и смотрела на бумажный ужас: стопки бумаг, башни бумаг, лотки входящих и лотки исходящих. Вид степлера натолкнул ее на мысль: она вынула из бумажника фотографию матери, втиснутую между снимком Джеффа с Дэвидом и снимком крошки Стивена, прикрепила ее к записке мистера Уоррена и обошла вокруг стола миссис Клодии. По замыслу Мэгги, фотографию следовало расположить так, чтобы, когда Клодия сядет на свое место, ее глаза поневоле встретились с глазами Илки, но тут глаза Мэгги встретились с глазами на всех лицах, прикрепленных степлером, клеем или обычной скрепкой ко всем запискам и письмам и должным образом приложенных к правому верхнему углу заявлений, ожидавших рассмотрения, решения и соответствующих действий миссис Клодии Хейз.
Возвращаясь, Мэгги подошла поблагодарить мистера Уоррена. Он указал на дверь:
— Вы только что с ней разминулись! Она вошла с представителем нового руководства. Если поторопитесь…
Мэгги вышла в коридор и успела увидеть со спины высоченную фигуру, увенчанную шапкой, волос настолько пышной и черной, что она приняла ее за парик, — и миссис Клодия Хейз или не миссис Клодия Хейз вошла в лифт, и двери за ней закрылись.
Люси обрадовалась, увидав, что к ней направляется доктор Хаддад, но та заговорила с молодой женщиной в надетом шиворот-навыворот красном свитере.
— Вы можете забрать маму домой, — сказала доктор.
И они ушли, а Люси увидела, что в дверях замешкался Эл Лессер.
Заметив Люси среди пациентов, Эл отвел глаза. Он увидел толстую девочку — та уснула, положив голову на плечо толстой мамы, и подростка, присосавшегося к бутылке колы. Старик с окровавленной салфеткой у виска справился у Эла, который час.
— Мне надо опросить… — Эл заглянул в анкету, — Фрэнсиса Райнлендера.
Лицо сестры как нельзя больше подходило под определение «лошадиное». Она взяла левую руку другого старика и посмотрела на запястье. Этот вполне мог быть статистом, загримированным как жертва избиения.
— Отведите его во вторую смотровую, — сказала сестра Тротвуд. — Я дам ему халат.