Все мы посмотрели туда, куда указывал Волков. Действительно, тот двухэтажный дом, выбранный командиром полка, занимал более выгодное положение. С него открывался широкий обзор. Здание казалось массивным, я бы сказал, оставляло впечатление надежности. Может быть, оно было по-своему даже красивым, но с этой точки зрения мне, помнится, редко когда приходило в голову оценивать городские строения. Прежде всего они для нас были НП, КП и просто укрытия, а больше всего запали в душу как маленькие крепости, которые с боем надо было отвоевывать у противника.
Поэтому и выбор командира полка я почти машинально оценил только с точки зрения надежности, тактической целесообразности. Мог ли я в тот момент предположить, что именно в этом доме и Волкова, и Панкина, и меня ждет "сюрприз", который мы потом будем рассматривать и как везение, и как невезение. Впрочем, все по порядку.
Выслушав приказание командира полка, Тихомиров ответил "Слушаюсь!", а через одну-две минуты исчез. Вскоре начал собираться и Волков. Он еще раз прощупал внимательным взглядом противоположный берег речушки, затем окинул нашу позицию. Выбил из трубки пепел и, видимо о чем-то напряженно размышляя, задумчиво произнес:
- Так-так... Смотри, Манакин, чтобы ни на один метр назад! Вцепись в эти домишки намертво. Понял меня?!
И он для убедительности пригрозил мне пальцем, а садясь в "виллис", посоветовал помягче:
- Сейчас же все проверь еще самым тщательным образом. Чувствую, с минуты на минуту они могут на нас попереть. Действуй!
И действительно, не прошло и получаса, как фашисты открыли сильный артиллерийско-минометный огонь. Одна из мин разорвалась на крыше нашего дома, превращенного в наблюдательный пункт. Мы все мгновенно попадали на пол, инстинктивно прикрыв затылки руками. Но никто не пострадал. А когда вновь выглянули в окно, то увидели, что на нас идут четыре танка и до батальона пехоты.
Наша рота, воспользовавшись небольшой паузой, все же успела окопаться. Подошел и приданный полку артиллерийский полк. Он занял огневые позиции прямо в палисадниках коттеджей. Словом, силы у нас были, и к бою мы подготовились основательно. Гвардейцы терпеливо ждали, пока фашисты подойдут поближе. Замерли и артиллеристы. Выкатив76-мм пушки на прямую наводку, они в напряжении наблюдали, как немецкие танки преодолевают речку.
Да, давным-давно прошло время, когда мы, завидя танки фашистов, спешили открывать огонь, помимо воли стремились не подпускать их близко. Не те сейчас пошли времена. И воевать научились, и стоять в обороне, и наступать. Мы были теперь и опытнее, и хладнокровнее гитлеровцев. А главное - мы твердо знали, что час расплаты настал, что еще один-два удара, и фашистское государство рассыплется, разлетится вдребезги. Агрессора неминуемо настигнет справедливое возмездие. Эта вера была непоколебимой. С одной стороны, это, конечно, придавало нам силы. Но с другой - близость победы заставляла с каждым днем все острее и острее переживать смерть товарищей. Иногда нужны были немалые внутренние усилия, чтобы отогнать мысль о вероятности собственной гибели. Нет, это не страх стучался в наши сердца! Люди по-прежнему сражались храбро, шли на самопожертвование. Но невыносимо больно было думать, что ты можешь не дожить до того светлого дня, ради которого столько пройдено и пережито, что тебе не придется разделить всеобщую радость.
Мне кажется, эта мысль заставила меня и многих других к концу войны быть в бою рациональнее, расчетливее, хладнокровнее.
А в том бою, о котором рассказываю, нас, как это ни парадоксально звучит, выдержка даже подвела. Подпустив фашистов на слишком близкое расстояние, мы позволили им беспрепятственно проскочить хорошо простреливаемый участок местности. А когда танки и пехота врага, используя естественное укрытие - овраг, показались всего в 100 - 150 метрах, мы, поняв свою ошибку, открыли огонь из всех видов оружия. Но не молчал и противник. И хотя из семи танков четыре были подбиты, остальные все-таки ворвались в наше расположение. Огнем и гусеницами они наделали много бед...
Врагу удалось овладеть тремя крайними домами. Но потери он понес огромные и в живой силе, и в технике. Из семи танков фашисты потеряли шесть, причем один из них подбил связкой гранат гвардии сержант Е. А. Ковалев, старшина одной из стрелковых рот, который накануне боя пришел в расположение автоматчиков к своему приятелю старшему сержанту Алешину, недавно вернувшемуся из госпиталя. Пришел, да так и "прихватил" его у нас бой.
В это время связист протянул мне трубку полевого аппарата.
- Манакин! Хоть умри, а дома отбей! - Голос у Волкова почему-то был хриплый и явно сердитый. - Сейчас же!
Умирать я не хотел, а приказ выполнять надо.
Организовав три штурмовые группы, я поставил перед каждой из них задачу овладеть одним домом. Группы возглавили офицеры Яцура, Этенко и я. Чтобы незаметно подобраться к особнякам, зажгли несколько дымовых шашек. Ветер тотчас подхватил черные космы дыма и окутал ими дома, где засели фашисты. Этого они явно не ожидали. Под прикрытием дыма мы без потерь подобрались к зданиям, через окна бросили гранаты, ворвались в помещения...
Через два часа положение было восстановлено. А еще через час началась вторая атака немцев. Но теперь мы уже не дали им беспрепятственно переправиться через реку... Противник сделал еще одну попытку, но вновь безуспешно.
- Молодец, Манакин! - уже ясным и довольным голосом кричал в трубку командир полка. - Крепко твои орлы поработали! А не кажется тебе, что мы засиделись на этом берегу?! Чего молчишь?! А ну давай ко мне на КП! Одна нога там, другая здесь! Живо!
Я молча махнул Жданову рукой: "За мной!" На командный пункт Волкова добирались где короткими перебежками, а где и ползком. С той стороны речки временами стрелял фашистский снайпер, и рисковать жизнью никому не хотелось.
Когда подходили к красному двухэтажному особняку, где разместился КП полка, в небе натужно загудели самолеты. Посмотрев вверх, я удивился: такой огромной стаей фашисты уже давно не летали. (Потом сообщили, что налет совершили восемьдесят "юнкерсов".) Успокоив себя тем, что самолеты летят в наш тыл бомбить более важные объекты, мы со Ждановым вошли в дом.
На вопрос, где сейчас командир полка, какой-то незнакомый сержант молча показал рукой вниз, а сам выскочил наружу. Мы по лестнице спустились в каменный подвал. Здесь уже было несколько офицеров.
У стола стоял гвардии подполковник Волков. Рядом с ним сидели гвардии майоры Архипов и Кузнецов. Последний что-то показывал Волкову на топокарте. Рядом со столом был черный кожаный диван с высокой спинкой. Справа, у стены, сидели пожилой полковник - командир приданного артполка, чуть ближе ко мне, спиной к шкафу, - командир батальона гвардии майор Токмаков, неподалеку от него стояли начальник артиллерии полка гвардии капитан Панкин, командир саперного взвода гвардии старший лейтенант Загайнов и командир роты связи гвардии старший лейтенант Дядюченко. По-видимому, должны были с минуты на минуту явиться командиры остальных подразделений полка.
Я описываю картину, которую зафиксировал мой взгляд машинально. Еще через секунду докладываю о прибытии. Волков только головой кивнул: дескать, вижу. Делаю один шаг вперед (надо поздороваться с офицерами), и... с ошеломляющей внезапностью вся увиденная картина буквально в одно мгновение словно раскалывается на куски: где-то за спиной, вверху, раздается невероятной силы взрыв. Вижу, как, запрокинув назад голову, валится на диван командир полка, падает на пол здоровяк Панкин, исчезает в большом коричневом шкафу, словно кто-то невидимый его туда втянул, комбат Токмаков... Ничего не понимая, смотрю по-прежнему на стол, за которым в каком-то оцепенении целые и невредимые сидят начальник штаба Архипов и замполит Кузнецов. Еще мгновение - и начинаю ощущать, как в правую половину лица раскаленными щупальцами впивается боль. Розовая пелена крови заливает глаз, и фигуры сидящих за столом постепенно размываются. Боюсь, ужасно боюсь пошевелиться! "Все! Это все!" - стучится в мозг одна и та же мысль, и я не понимаю, как это может быть, что я еще думаю, потому что убежден черепа у меня нет. Нет! Всего лишь несколько дней назад я видел, как это бывает у других. Нет, и все! Вот сейчас, если сделаю хоть один шаг вперед, то это будет мой последний шаг...