Выбрать главу

- Понимаю.

- Так вот, теперь я спрашиваю, Алы: хочешь ты воевать с басмачами?

- Я уже сказал, командир, и я никогда не врал. Приказывай. Если тебе нужна жизнь Алы - возьми ее.

- Хорошо. Ты пойдешь проводником с моим отрядом.

- Командир! Очень трудно...

- Хорошо. Тогда ты вернешься домой. Я пойду без проводника. Я не думал, что ты трус.

Алы вскочил.

- Никогда Алы не был трусом! Зачем ты так сказал?

Коршунов молчал.

- Я проведу тебя к ущелью. Через три недели ты будешь в ущелье и скажешь: Алы молодец.

- Нет, Алы. Моему отряду нужно быть в ущелье через десять дней.

- В десять дней нельзя сделать этот путь, командир!

- Нельзя?

Алы сел и ударил веткой по углям. Костер вспыхнул. Искры взвились вместе с дымом.

- Нельзя, Алы?

- Хорошо. Я дойду в десять дней, но пусть пограничники не отстают от Алы.

- Алы, когда ты был джигитом у Аильчинова, вы пошли в горы на сутки раньше пограничников, и пограничники догнали вас. Помнишь?

- Ты шайтан, командир. Ты, наверное, если захочешь, можешь гору сдвинуть.

- Нет, не могу.

Они долго молчали. Коршунов лежал так неподвижно, что Алы показалось, будто он спит. Неожиданно Коршунов поднял голову.

- Сколько тебе лет, Алы?

- Двадцать пять.

- Я думал - больше.

- Это потому, что у меня один глаз.

Костер совсем потух.

- Ты не спишь, командир? - тихо спросил Алы.

- Нет.

- Когда выступает твой отряд?

- Скоро.

- Когда скоро?

- Сегодня.

Алы с удивлением посмотрел на Коршунова.

- Я не понял, что ты сказал, командир.

Коршунов молчал. Он лежал все так же, голову подперев рукой и вытянув ноги. Глаза его были закрыты. Прошло часа два. За это время не было произнесено ни слова. Вдруг Алы приподнялся и прислушался.

- Кто-то едет, командир.

Коршунов не шевелился.

- Командир, кто-то едет. Слышишь?

Алы взял винтовку. Коршунов лежал по-прежнему. За поворотом ущелья был слышен приглушенный шумом ручья стук копыт. Алы зарядил винтовку.

- Оставь винтовку, Алы, - сказал Коршунов и встал.

Из-за поворота выехали комвзвода Иванов и рядом с ним старый киргиз. Иванов подъехал к Коршунову и взял под козырек.

- Товарищ командир, согласно приказанию за мной следует отряд в количестве тридцати...

Коршунов бросился мимо Иванова и схватил винтовку старого киргиза как раз вовремя. Еще секунда - и старик выстрелил бы.

- Что это значит, Абдумаман? - сказал Коршунов. - Отдай винтовку и слезай с коня. Что это такое?

Старик соскочил с седла.

- Коршун, верни мне мултук, - хрипло заговорил он. Голос его срывался. - Отдай мне мултук и не мешай мне. Очень прошу тебя.

- Как тебе не стыдно, Абдумаман? Что это значит, спрашиваю?

- Ты разве не знаешь, кто этот человек, командир?

- Знаю. Это Алы. Он мой друг. Он второй проводник, такой же, как ты.

- Он басмач!

- Он был басмачом, Абдумаман. Был. Понимаешь? Теперь он мой друг.

Старик вдруг сел на землю.

- Я не пойду дальше, - сказал он. - Я не поведу тебя дальше, если твои друзья - байские собаки.

Алы, до сих пор неподвижно стоявший с винтовкой наперевес, при последних словах старика шагнул вперед и замахнулся прикладом.

- Назад, Алы, - сказал Коршунов, и Алы попятился и опустил винтовку.

Коршунов снова обратился к старику:

- Хорошо, Абдумаман. Я сам хотел вернуть тебя. Мне не нужно в отряде людей, для которых ничего не значит приказ командира. Отряд поведет Алы.

Старик вскочил на ноги.

- Что ты делаешь, Коршун? - крикнул он, хватая Коршунова за руку. Он обманет тебя! Нельзя верить басмачу.

- Замолчи, старик. Я командир отряда, а не ты. Можешь думать все, что тебе угодно, но я не потерплю, чтобы в отряде зря щелкали затворами. Мне не нужны бойцы, которые стреляют друг в друга. Я верю Алы. Возвращайся назад, Абдумаман.

- Погоди, командир! - Старик не выпускал руки Коршунова. - Погоди. Прости меня. Очень прошу тебя. Я старый, я много жил на земле, и мне стыдно. Я плохо сделал. Я никогда больше не сделай так. Но не гони меня, командир. У меня был сын, такой же джигит, как ты, и басмачи убили его за то, что он был комсомолец. Я не знаю - может быть, этот человек убил его. Мне совсем мало осталось жить. Может быть, через несколько дней смерть придет за мной. Но до последнего часа я буду мстить басмачам. Я увидел этого человека и все забыл. Ты знаешь меня не первый день, Коршун. Мне стыдно, потому что я нарушил твой приказ.

- Довольно, Абдумаман! Ты молодец. Ты настоящий красный джигит, и не нужно вспоминать о смерти. Ты еще меня переживешь, Абдумаман. Только ты напрасно так говорил об Алы: Алы - такой же бедняк, как ты. Не он виноват в том, что баи обманули его. Я верю Алы. За то, что он был басмачом, баи дорого заплатят. Правильно я говорю, Алы? Теперь я прошу вас - пожмите руки друг другу, и забудем о том, что было.

Алы подошел к старику и протянул руку.

- Нет, командир, - старик спрятал руки за спину. - Не проси меня, командир. Я обещал тебе, и я исполню то, что обещал. Но руку басмачу я не дам.

Алы отвернулся.

Из-за поворота ущелья один за другим выехали пограничники. Их было тридцать человек. Иванов скомандовал, и они спешились и расположились на отдых. Козлы, убитые Коршуновым и Алы, были хорошим ужином. Пограничники развели костры и выставили караулы. Здесь же, у ручья, отряд остался ночевать.

Короткие сумерки прошли быстро. Ночь была безлунная и темная. Коршунов подошел к одному из костров.

- Товарищ Суббота, - сказал он, - у меня подпруга на седле оборвалась. Почините, пожалуйста.

Суббота вскочил и пошел за командиром.

- Слушайте, Суббота, - тихо сказал Коршунов, когда они отошли достаточно далеко, - вы будете следить за новым проводником, Алы. Знаете? Вы будете следить за ним во время всего похода, но ни один человек не должен знать об этом. Понятно? Ни наши ребята, ни, особенно, сам Алы ничего не должны заметить. Вам понятно, Суббота?

- Понятно, товарищ командир.

- Хорошо, Суббота. Можете идти. Подпруга на моем седле в порядке. Спокойной ночи.

7

Прошло восемь дней. До ущелья Трех овец отряду Коршунова остался один день пути. Позади был мучительный переход на высотах в несколько тысяч метров, на высотах, где задыхались люди и лошади. Через снега, вьюги и бесчисленные реки прошел отряд. Несмотря на осень, в горных потоках было много воды. Вода неслась с огромной силой, привычные лошади едва могли идти, и всадники еле удерживались в седлах.

На перевалах впереди шли проводники - Абдумаман и Алы - и самые сильные из пограничников. Они прокладывали тропу. Они шли налегке. Сзади поднимался отряд. Красноармеец Суббота подружился с одноглазым Алы, и, когда даже неутомимый старик Абдумаман выбивался из сил, Суббота и Алы вдвоем отправлялись искать путь через снежные вершины.

В пропасть сорвалась запасная лошадь с вьюком. Она сломала обе передние ноги и билась на дне пропасти. Иванов хотел пристрелить лошадь, но Алы остановил его: от выстрела могли сорваться камни и сугробы снега с вершин, и лавина могла засыпать отряд.

В другом месте упал вместе с лошадью пулеметчик Зайцев. Спасая пулемет, он сильно разбился. Три дня он то терял сознание, то бредил, и его везли, привязав к седлу. Потом он оправился, но был слаб.

Коршунов, исхудавший и заросший бородой, всегда был впереди и первый шел в самые трудные места, подбодрял уставших и на привалах шутил с бойцами. Никто из пограничников никогда раньше не видел командира таким оживленным и веселым, никто не думал, что командир так хорошо умеет рассказывать и знает столько смешных историй. Если отряд оставался ночевать там, где можно было развести костры, Коршунов переходил от одного костра к другому и разговаривал с пограничниками. Никто не знал, как мучительно устает сам Коршунов. Никто не знал, как у Коршунова болит по ночам раненая нога. Никто не видел, как на самом трудном перевале у Коршунова носом шла кровь и как он выбросил намокший в крови платок. Пограничники дивились выносливости командира. Они старались подражать ему, и никто не жаловался на усталость и холод.