Письмо кончалось пожеланиями хорошенько отдохнуть и советом не торопиться с возвращением.
Так же, как последний разговор с Коршуновым, письмо Кузнецова не содержало ничего особенного, и, вместе с тем, весь тон письма был проникнут дружеской сердечностью и почти отеческой заботливостью.
Коршунов два раза перечитал последнюю фразу: "...советую не спешить, в Москве пробыть дольше и не торопиться с возвращением".
Складывая письмо и пряча его в тот карман, где лежала телеграмма Кузнецова, Коршунов задумчиво улыбался.
Он подошел к столу Антипова и сказал, что просит забронировать на завтра железнодорожный билет.
Антипов удивился.
- В нашем распоряжении ведь еще пять дней, товарищ Коршунов.
- Да, я знаю. Но мне хотелось бы уехать завтра.
- Начальство торопит?
- Нет, не в том дело. Впрочем, пожалуй, да - торопит меня начальник.
Антипов позвонил на вокзал и забронировал билет.
На следующий день Коршунов уехал.
7
Когда Коршунов вошел в кабинет Кузнецова, Кузнецов встал из-за стола и обнял Коршунова.
- Здравствуй, Коршунов.
- Здравствуйте, товарищ начальник.
- Поздравляю.
- Спасибо.
- Зачем ты приехал раньше срока? А? Я ж писал тебе. Получил письмо?
- Получил, товарищ начальник. Спасибо. Я думал только...
- Думал, думал! Попал в Москву - надо было сидеть, пока можно. Зря! Зря приехал.
- Андрей Александрович...
- Вылечился ты хоть как следует?
- Здоров совершенно, Андрей Александрович, и потом...
- Погоди, погоди. Совершенно здоров? Верно говоришь?
- Честное слово!
- Это хорошо. Вот что я тебе скажу: ты завтра утром можешь выехать?
- Могу, Андрей Александрович.
- Что могу? А куда ехать, знаешь?
- Нет. Еще не знаю. - Коршунов засмеялся.
- Что ж ты можешь?
- Куда пошлете, туда и поеду, товарищ начальник, и выехать могу хоть сейчас, - сказал Коршунов серьезно.
- Ну ладно, ладно. Не вскидывайся.
- Андрей Александрович!..
- Иди сюда. Вот видишь - здесь Петров. Он шел за Абдулой с запада. Вот тут. Понимаешь? Абдула ускользнул и здесь прошел через пески к этим вот колодцам. Теперь Петров нажимает на него отсюда, с юга. Знаешь старика Петрова. Спокойно, не торопясь, наверняка. Хорошо. Но Абдула может, почуяв опасность, повернуть на восток и удрать обратно через границу. Через участок пятого поста. С Абдулой у нас дело давнее, и сейчас Абдулу нам надо взять во что бы то ни стало. Кончим с Абдулой - кончим с басмачами. Мелочь останется. Абдула - последний старый волк. Волк он, Шурка, матерый, и у них на него серьезная ставка. Ну, так вот: пятый пост у нас, сам знаешь, Абдуле на один зуб. Я и решил бросить на пятый пост отряд, чтобы Абдула наткнулся на серьезное сопротивление. Но пройти к пятому посту надо не по дороге, - не успеть, Абдула раньше проскочит, - а вот здесь, прямо через пески. Понял, Шурка, куда я тебя посылаю?
- Понял, Андрей Александрович.
- Завтра и выезжай.
- Слушаюсь.
- Сейчас некогда мне. Сегодня мой доклад на партийной конференции. Вечером, часов в одиннадцать приходи. Сговоримся о подробностях. У Щепкина возьми билет на конференцию.
- Есть. Хорошо.
- Ну, иди.
Коршунов пошел к двери.
- Постой, Коршунов. Ты знаешь, что Захаров убит?
- Захаров!..
- Он был помполит у Петрова. В первой стычке с Абдулой его убили.
Коршунов стоял опустив голову. Кузнецов долго молча курил.
- Ну, иди теперь. Вечером придешь.
Командиры в Управлении рассказали Коршунову подробности смерти Захарова.
Пограничники догнали банду Абдулы Абдурахманова и отрезали басмачам путь к границе. Петров разделил свой отряд. Меньшую часть под командованием Захарова он оставил на дороге к границе. Сам с большей частью отряда ударил по басмачам с правого фланга. Петров рассчитывал, что Абдула примет бой, но басмачи бросились по дороге к границе и столкнулись с пограничниками Захарова. Захарову с кучкой бойцов пришлось выдержать натиск большой и хорошо вооруженной банды. Сзади на басмачей наседал Петров.
Бой был нелегкий. Захаров сумел удержать за собой дорогу, подошел Петров, и Абдуле пришлось отступить на север, в безводные пески. Но в самом конце боя Захаров был убит. Шальная пуля навылет пробила его шею. Он недолго мучился и умер, не приходя в сознание.
Его тело пограничники привезли в город. Они семь дней везли мертвого командира через пустыню, и солнце высушило тело.
Нет Захарова. Коршунов отчетливо вспомнил рябое, морщинистое лицо Захарова. Умер Захаров.
Коршунов вспомнил свой последний разговор с Захаровым. Многое, что говорил тогда Захаров, теперь показалось Коршунову гораздо более понятным, хотя еще не все до конца понимал Коршунов.
Вечером Коршунов опять пришел к Кузнецову, и до утра они совещались над картами. Несколько раз разговор о басмачах прерывался, и Кузнецов молчал, шагал по комнате и курил свою трубку.
В эту ночь Коршунов окончательно понял, что отношения между ним и Кузнецовым гораздо глубже и больше, чем простые отношения начальника и подчиненного. Пока Кузнецов молчал, Коршунов думал о дружбе, и хотя Кузнецов не говорил ни о чем, кроме планов боевых операций, Коршунов знал, что Кузнецов думает о том же.
Уже светлело небо за окном, когда Кузнецов зевнул и сложил карты.
- Пора тебе, Коршунов. Поезжай.
- До свидания, Андрей Александрович.
- Ты что, Шурка, курить научился?
- Привык во время болезни, Андрей Александрович, теперь тянет.
- Ну, возьми от меня, - Кузнецов открыл ящик стола и достал прямую английскую трубку. - Трубка хорошая, обкуренная. Сам обкуривал.
- Спасибо, Андрей Александрович.
- Возьми, возьми. Кури махорку. Лучше папирос.
- Хорошо. Буду курить махорку.
- Ну, будь здоров. Ни пуха ни пера.
- До свидания, товарищ начальник.
По дороге домой Кузнецов отвез Коршунова на вокзал, но больше они не разговаривали.
8
Снова началась привычная жизнь.
По-прежнему Коршунов со своим отрядом носился в погоне за бандами и по-прежнему бился с басмачами, и ставками были храбрость, выносливость и упорство, выигрышем - победа, а проигрышем - смерть.
По-прежнему знание врага и обстановки, упорство и мужество бойцов, сила коней и уменье распознавать следы часто решали успех боя.
Теперь отряд Коршунова шел не в горах, а в песчаной пустыне, теперь не снег и мороз, а жара и жажда мучили бойцов, но по-прежнему жили пограничники, по-прежнему командиры в боях и на отдыхе учили молодых бойцов. По-прежнему росла и крепла боевая дружба пограничников.
Все было как прежде, и внешне не изменилась жизнь Коршунова. Но появилось новое в его жизни. Это новое были книги.
Переметные сумы на седле Коршунова всегда были полны книг, и Коршунов читал, читал подряд, все без разбора, читал в походе, бросив поводья на шею Басмача, читал на ночевках, лежа возле костра, читал во время коротких отдыхов. Один из московских друзей присылал Коршунову книги, все, что выходило, и вместе с очередной почтой маленькие увесистые посылки догоняли отряд Коршунова в песках, в самых глухих участках границы.
Коршунов читал стихи Маяковского и "Илиаду" Гомера, Толстого и Мопассана, Стендаля и Чехова. Достоевский не понравился Коршунову, но он прочел все, что написал Достоевский.
Чем больше Коршунов читал, тем больше ему хотелось прочесть книг, и с каждой новой книгой мир расширялся, становился приятней.
Томик стихов Киплинга поразил Коршунова жестокой выразительностью. "Хаджи Мурата" Коршунов считал лучшей вещью Толстого.
Стихи Коршунов запоминал наизусть и не расставался с маленьким дешевым изданием Пушкина.
Своих бойцов Коршунов учил любви к чтению. По вечерам вслух читал им любимых поэтов и книги раздавал красноармейцам.
Проходили месяцы.
После изнурительных преследований и кровопролитных схваток был взят Абдула Абдурахманов, и на границе наступило недолгое затишье. Потом появилась новая шайка, и басмачи рыскали далеко в тылу от границы, и никак нельзя было обнаружить шайку, пока не была раскрыта шпионская националистическая организация.