«Т» уже сгорело.
Тогда Андрей Андреевич скомкал в кармане остаток бумаги и незаметно выбросил.
Ветер подхватил бумажку, взмыл ее кверху и шлепнул в воду. Хлестнула волна, покрыла пеной серый листок и, закружив его, понесла в море.
Море было серое, под серым, осенним небом.
ЧОК
— Ну пойми ты, наконец! — горячась, размахивая руками и захлебываясь, говорил Колосов. — Невозможно допустить, чтобы знаменитый наш Чок вовсе перестал работать в самом расцвете своих сил, в самую лучшую пору. Пойми, что, помимо чести питомника, польза, которую приносит Чок, просто огромна. Никто не может сравниться с Чоком. Чок прославил питомник, блестяще победил на выставках, прошел все обучение и находится в такой форме, как никогда, — и вдруг здрасте: ты уходишь, все идет насмарку, и Чок должен подыхать. Это правильно?.. Да?
Колосов махнул рукой и замолчал. Он обращался к Павлу Сизых. Оба были молодыми проводниками собак из первого питомника. Они встретились и подружились два с половиной года тому назад, когда красноармейцы срочной службы пришли в школу при питомнике.
Колосов был маленького роста, черноволосый и необычайно смуглый. Его худое, жилистое тело крепко держалось на слегка кривых сильных ногах.
Колосов считал свою профессию лучшей в мире; был беззаветным патриотом питомника, страстно увлекался рефлексологией и мечтал когда-нибудь написать книжку о собаках. Кроме того, он был комсомольским отсекром.
Лучшим другом Колосова был Пашка Сизых. Рослый, широкоплечий и стройный красавец, Пашка обладал характером необычайно ровным и уравновешенным. Ему была свойственна некоторая медлительность. Он был упорен и настойчив.
Дружба Колосова и Пашки была прочной и давней. При этом Колосов, казалось, верховодил. Он был начитаннее Пашки, отличался недюжинными организаторскими способностями. Но иногда Пашка, долго обдумывая и взвешивая какую-либо мысль, легко заставлял Колосова подчиняться коротко высказанному своему мнению. Если же Колосов соглашался не сразу, у них начинался ожесточенный спор, и в результате Колосов отступал, несмотря на все свое пламенное красноречие, перед лаконическими и точными доводами Пашки.
Сизых был практиком. Он считался лучшим проводником по оперативной работе.
Колосов и Сизых лежали на лужайке в лесу, неподалеку от питомника. Была весна, и лес был полон веселыми шумами. Молодая трава и маленькие листья на деревьях сверкали чистой, необычайно яркой зеленью. Над теплой землей подымались пряные испарения.
Птицы перелетали в кустах, то скрываясь в листве, то прыгая по голым еще веткам. Совсем близко стучал дятел. Какая-то серая и совсем крошечная птичка сидела на гибком конце тонкой ветки, надувшись пушистым шариком, и старательно выводила сложную трель, временами прерывая свист частым отрывистым щелканьем.
Сизых лежал на животе. Он грыз пахучую травку. Колосов лежал на спине. Несколько минут оба молчали. Колосов не выдержал. Он порывисто сел и, стукнув кулаком по земле, резко повернулся к Пашке.
— Ну, что же ты молчишь? — крикнул он.
— Ты ведь все прекрасно понимаешь, — тихо и медленно начал Пашка. — Я уже десять раз говорил тебе: не могу я. Не могу ничего сделать. Год я сверхсрочно отслужил? Отслужил. А больше не могу. Увольняюсь. Чок, говоришь? Конечно, очень жалко Чока… Попробуй ты его взять. Может быть, к тебе он привыкнет.
Павел помолчал.
— И не сердись ты на меня, Колосочек, — совсем тихо проговорил он, честное слово, мне самому грустно страшно… Но что же я могу сделать?..
Колосов вскочил на ноги.
— Пойдем к Чоку. Попробуем, — мрачно сказал он и не оглядываясь зашагал по тропинке к лесу.
Пашка поспешил за ним.
Серенькая птичка слетела вниз, попрыгала по мягкой траве и, секунду подумав, клюнула брошенный Колосовым окурок.
Чок, черная кавказская овчарка, был собакой Павла Сизых.
В детстве Чок был необычайно добродушным и веселым. Он рос очень быстро и был значительно крупнее своих сверстников.
С возрастом он становился все злее и злее.
Когда ему исполнилось полтора года, Павел Сизых кончил учить его. Чок должен был начинать работать. Теперь это был огромный, кудлатый и мрачный пес. Ростом с теленка, он был страшно свиреп и силен. Он ненавидел всех людей, кроме своего хозяина. Зато Пашку Чок слушался беспрекословно.
Вольер Чока находился в отдаленном углу двора питомника, и когда Павел выводил гулять своего черного зверя, плац питомника пустел мгновенно.
Все собаки — нервные, вспыльчивые доберманы, хитрые эрдельтерьеры, смелые овчарки — все поджимали хвосты и опасливо сторонились страшного Чока. Только один пес, очень похожий на матерого волка и ростом и цветом шерсти, сильный и храбрый боец, не боялся Чока. Это был знаменитый Юкон Второй — лучшая розыскная собака питомника.
Между Юконом и Чоком установились отношения, напоминающие вооруженный нейтралитет. Встречаясь на плацу, оба делали вид, будто совершенно не замечают друг друга, но оба были все время настороже, в любой момент готовые сцепиться в смертельной схватке.
Воспитав Чока, Павел остался на сверхсрочную службу. Со своим псом он охранял военные склады, большие заводы и фабрики. Чок превосходно работал. Он получил призы на двух выставках и, после нескольких задержаний, прославился вместе со своим проводником.
Все было прекрасно, но этой весной Пашка Сизых решил уволиться в долгосрочный отпуск. Он написал уже рапорт начальнику питомника, но, колеблясь и мучаясь в нерешительности, еще не подал его. Колосову Пашка сказал о своем решении. Впервые друзья по-настоящему поссорились.
В городе, на окраине которого находился питомник, был ветеринарный техникум.
Училась в техникуме и зимой работала на практике в питомнике Таня Кузьмина. Через неделю после того, как Таня в первый раз пришла в питомник, и Колосов и Сизых — оба считали, что Таня самая умная, самая красивая и самая лучшая девушка на свете. Оба всеми силами старались добиться Таниной любви. Но это нисколько не нарушило их дружбы.
Наступила весна. Таня уехала в город.
Ни Колосов, ни Пашка не сказали ей ни слова о своих чувствах. Пашка никак не мог набраться смелости для этого разговора, а Колосов решил, что Таня отдала предпочтение его красивому, рослому другу, и старался забыть о своих мечтах.
Скоро все в питомнике были совершенно уверены в том, что Пашка женится на Тане.
На днях Кузьмина должна была кончить техникум. К этому времени Пашка решил уволиться в долгосрочный отпуск и заняться семьей.
Больше всего Пашка боялся разговора с Таней. Но общая уверенность в его удаче передалась и ему. Он не знал ничего определенного, но чувствовал, что как-то все должно устроиться, все должно быть хорошо.
Неожиданной помехой оказался Чок. Огромный пес не желал не только слушаться, но даже подпускать близко к себе кого бы то ни было, кроме Пашки. Несколько попыток приучить его к другому проводнику окончились полной неудачей. Когда один смельчак попробовал подействовать на Чока силой и ударил его, Чок пришел в неистовую ярость. Он кинулся на проводника, повалил на землю и, если бы не Пашка, оттащивший и успокоивший страшного пса, неудачливому смельчаку пришлось бы плохо. Больше никто не решался даже пытаться приучить к себе Чока, и поэтому-то уход Пашки стоял в непосредственной связи с судьбой Чока — лучшей собакой питомника.
На плацу Колосов и Сизых встретили начальника питомника.
— Товарищ Сизых, — сказал начальник, — отведите Чока в угловой вольер. Там ждет его невеста. Мы повяжем его с Норой. Щенки должны быть чемпионами.
Чок лежал в своем вольере. Огромное его тело занимало всю ширину загородки. Мохнатый хвост плотно прижимался к решетке. Вытянув толстые лапы и положив на них тяжелую голову, Чок, казалось, спал. Но когда люди подошли к вольеру, из-под нависших космами со лба волос сверкнул маленький черный глаз. Увидев Пашку, Чок вскочил, замахал хвостом и, прыгая передними лапами на решетку, отчего дрожали толстые доски перегородки, громко, отрывисто завизжал. Пес то подымался во весь рост, то прижимался животом к земле. Он вилял хвостом с такой силой, что задние лапы сдвигались с места и все грузное тело моталось из стороны в сторону.