у народу, пока Горское правительство и Парламент не признают их власть. Через несколько дней после моего отказа добровольцы повели наступление на Чечню. Считая это со стороны Доброармии посягательством на свободу горских народов, я принял бой – по тревоге созвал чеченцев, с ними и с милицией из дагестанцев сам перешел в наступление, после чего добровольцы отступили к Грозному. Бои продолжались в течение недели с успехом на нашей стороне. Не получая обещанных боевых припасов и помощи со стороны Дагестана и Азербайджана вооруженной силой, мы должны были временно прекратить военные действия и начать мирные переговоры. Представители чеченского народа предложили мне как своему представителю лично принять участие в переговорах с Доброармией, от чего я отказался, считая, что без ведома Горского Правительства никаких переговоров вести не имею права. Чеченцы тогда выбрали делегатом Ибрагима Чуликова, я же уехал в Дагестан для доклада о своих действиях и для выяснения причин: недостаток боевых припасов, подкрепления, обещанные воинскими частями, и почему все мои военные донесения были оставлены без внимания. В одном из первых донесений я просил Горское правительство спешно доставить подкрепление, как боевыми припасами, так и вооруженной силой, указывая на то, что ответственность за все бедствия, которым могут подвергнуться чеченцы, ляжет на их совесть, если они своевременно не окажут надлежащую помощь. По приезде в Дагестан я убедился, что на помощь извне чеченский народ рассчитывать не может, о чем и сообщил Ибрагиму Чуликову через сына Лен (…) Шейха. Сам же остался в Дагестане по получении донесения Ибрагима Чуликова о ходе переговоров с Доброармией. Одним из требований добровольцев было – выдача меня и дагестанских офицеров, работавших со мной в Чечне. В Дагестане я был назначен помощником Военного министра, от чего дня через два отказался и временно был не у дел. В это же время Горское правительство и Парламент сложили свои полномочия, объявив свою несостоятельность. Управление Дагестаном было возложено на генерала Халилова. После разложения Горской республики я был назначен командиром 1-го Дагестанского конного полка. Командуя полком, я не был в курсе политических событий. Знаю, что офицерская корпорация подала письменное заявление по моей инициативе заместителю Шейх уль-ислама Абдул Басиру Хаджи, где указывалось, что офицеры готовы бороться со всякой силой, посягающей на свободу Дагестана, просили пополнить полки и батальоны путем вербовки молодых из горцев. Абдул Басир Хаджи отклонил просьбу, ссылаясь на то, что шариат не разрешает бороться против превосходящих сил, и что Доброармия имеет силы, против которых Дагестан не сможет устоять. Вступление добровольцев в Петровск под начальством генерала Драценко, а затем и в Темир-Хан-Шуру было полной неожиданностью для меня и, думаю, для большинства дагестанцев. Отказ от командования полком при вступлении добровольцев мог иметь только печальные последствия для меня, а, оставаясь на службе при них, я считал возможным принести пользу своему народу, тем более, что инцидент с моей выдачей был улажен английской миссией. Не прошло много времени после прибытия добровольцев в Дагестан, как горцы повели наступление по двум направлениям – Аркасские ворота и Кизлярские высоты. Добровольческие и Дагестанские регулярные части, которые в военном отношении подчинялись Доброармии, но еще не были зачислены в нее, впервые столкнулись с горцами под Н. Дженгутаем и В. Казанищем. После 4-часового боя горцы отступили, а добровольческие силы совместно с дагестанскими частями преследовали отступающих по дороге из Н. Дженгутая на Доргели и Кадар. Мой полк прибыл в Н. Дженгутай, который добровольцами совместно с Шамилевским батальоном был очищен и некоторые части были отправлены преследовать отступающих горцев по дороге на Доргели. Мне же было приказано с полком выйти по дороге через В. Дженгутай во фланг Доргели. При занятии и его разорении мой полк находился в В. Дженгутае и прибыл туда на следующий день утром, не выполнив возложенной на него задачи. При наступлении на Кадар и его разорении полк был на правом фланге наступающих и должен был отрезать путь наступления для горцев, что мною не было выполнено, хотя имел возможность. В Кадар я прибыл с полком после его взятия. Здесь у меня был крупный разговор с одним из командиров частей, а именно из-за грабежей и надругательства над религией (солдаты выносили Кораны из мечетей и рвали их на папиросы). Оскорбленный и обиженный такими действиями, дав немного отдохнуть людям и лошадям, я самовольно вернулся обратно в Дженгутай. Здесь я получил письменное приказание от генерала Халилова – с полком и приданной к нему Конно-горной батареей двинуться по дороге из В. Дженгутая в Леваши как головной отряд с целью разведки. Исполняя это приказание, отряд дошел до Леваши, не встречая нигде по дороге вооруженного сопротивления. В ауле Леваши отряд был встречен поверенными и обществом, изъявившим покорность и готовность выполнять все требования Доброармии, о чем мною было донесено в Темир-Хан-Шуру генералу Халилову. В Леваши отряд пробыл несколько дней. За все время пребывания там люди и лошади довольствовались за счет населения Даргинского округа. Начальник округа должен был представить счета на расходы по довольствию отряда для оплаты генералу Халилову. Отряд состоял из 3-х сотен Первого Дагестанского полка, 1-й сотни Второго Дагестанского конного полка и Конно-горной батареи из добровольцев – солдат. Одна сотня 1-го Дагестанского Конного полка находилась в Петровске еще со времен Горского правительства. Мною было приказано этой сотне присоединиться к полку в Леваши. Но от командира сотни я получил докладную записку, что сотня назначена в Казачий отряд, который через Дешлагар должен направиться в Даргинский и Гази-Кумухский округа. Получив такой ответ, во избежание грабежей и насилия над населением со стороны казаков, я взял на себя инициативу пройти эти округа со своим отрядом, что и было выполнено самовольно, о чем я донес начальству по выступлении из Леваши. Отряд прибыл в Хаджалмахи, где был встречен населением с хлебом и солью и выражением готовности выполнять все требования Доброармии. В Хаджалмахи был устроен большой привал за аулом у моста. После полудня отряд прибыл в Цудахар, где встреча была такая же. Вечером того же дня ко мне пришли представители аула с полковником Мутаевым и просили в знак благодарности, ввиду того, что не было пролито ни капли крови и не было никакого насилия, принять сто кусков шали для отряда, на что я согласился, так как полк был плохо обмундирован. Из Цудахара я послал телеграмму Халилову, что аул выражает полную покорность и готов выполнить все требования власти. Телеграмма была послана мною с целью предупредить приход казачьего отряда. Никакого насилия, грабежей, оскорблений и обид моим отрядом Даргинскому округу не было нанесено, наоборот, отношение к населению было самое корректное. Частные лица доносили мне о местах нахождения аульских большевиков, на что я не только не принимал мер к их задержанию, но оказывал некоторым посильную помощь. Через день отряд направился в Гази-Кумухский округ совместно с Начальником округа. Все попутные аулы и Кумух встретили отряд так же, как и в Даргинском округе. Там мы пробыли недели две, производилась реквизиция продуктов. Разверстка на продукты и шали была составлена под председательством Начальника округа и представлена мне, из нее я многое вычеркнул. Отряд из Гази-Кумухского округа я вывел спешно, без приказа, когда узнал, что казачий отряд прибыл в Леваши, боясь их дальнейшего продвижения. В Левашах я имел беседу с начальником их отряда и убедил его, что поездка дальше в горы вызовет неудовольствие населения и может кончиться вооруженным столкновением. Послал нарочного офицера к генералу Халилову, прося его ходатайствовать перед начальником группы генералом Поповым об отводе казачьего отряда обратно. Все это делалось мною для того, чтобы аулы Дагестана не подверглись той же участи, что и аулы Чечни. Из Левашей я с отрядом был вызван в Темир-Хан-Шуру и, не дав отдохнуть полку, несмотря на мои письменные и устные просьбы оставить полк в Дагестане, нас спешно отправили на Царицынский фронт. Полк принимал участие в боях, в одном из которых я был ранен и вернулся на лечение. Отпуск, данный мне для лечения, я использовал, ездил по всем штабам с просьбой отвести полк в Дагестан. С этой же целью приехал в Темир-Хан-Шуру. В Дагестане было восстание горцев против Доброармии, и брат мой Магомед-Ага перешел на сторону горцев. Добровольцы, не доверявшие мне и на Царицынском фронте, имевшие зуб за восстание в Чечне, вторично взялись за меня, предложив выехать из Дагестана во Владикавказ в штаб генерала Эрдели. По приезду моему в штаб дежурный генерал заявил мне, что меня хотят отправить в Новороссийск, в штаб Деникина. Между тем, линия Минеральные Воды – Прохладное была уже занята красными войсками, таким образом, меня, очевидно, вновь хотели вывести в расход. Я подал письменное заявление Осетинскому малому съезду, который своим вмешательством спас мне жизнь, и мне была представлена возможность вернуться в Дагестан. По моему возвращению в Шуру здесь шли бои с наступающими горцами. Мне было пред