— Иван, ты что — уснул? Тебе, старик, пора сдаваться, а ты…
— Ага… пора, пора…
— Или еще партийку, а? Реванш не хочешь?
— Да нет, не в реванше, брат, дело… нет, нет… всё не то…
И там и здесь проходит жизнь в одном и том же пространстве, но в разных как бы плоскостях. Два мира, каждый занят своим, другого замечать не желает да и не может. Больничные процедуры, свидания с женой, приходить, несмотря на его запрет, не переставшей, две-три ежедневные партии с Глебом. Всегда заканчивающиеся тоскливой утомительностью, когда, словно провожание на поезд, ждешь не дождешься сигнала к расставанию, чтобы после каждому можно было вернуться к своим делам.
А к тебе, к твоей койке, уже ведут белых, как куропатки, студенток, делающих обход по этажам. «Обратите внимание…» — красиво грассирующий баритон, берущий сразу женщин в плен, в руках, поросших шерстью, тоненькая папочка с кальсонными завязками вроде каталога музейных древностей. И тут же стремительно вывешен желтый знак «Проезд и проход запрещен!» в твоей заповедной аллее, где вдаль по-прежнему уходят хрустальные широкие вазы, а в них, словно порции пломбира, порции огня…
Но все ж, в конце концов, ушли. Успокаивается вода, оседает поднятая муть, светлеет глубина, возвращаются обитатели подводного мира к прерванным делам. Из обрывков, как из обломков, когда-то прочитанных книг, старинных манускриптов, древних свитков, словно из цветных осколков, опять завязываются тончайшие кружева, клеятся витражи, на которых в такой солнечный день, как сегодня (предрассветные не обманули!), появляются заманчивые образы. Но только-только Прекрасная Мопаси и подобная ей Чакшуша, взяв цветы, начинают снова ткать эти чудные миры огня и ветра, как на втором этаже хрипловато раздается: «Капельницу в четвертую палату! Утку — в пятую!»
Ты весь день добираешься до пристанища «Непобедимый», входишь в прохладный чертог «Все пронизывающий», и блеск сопричастности Великому уже проникает в тебя. Ты делаешь робко шаг, другой к трону «Смотрящий вдаль», чтобы опуститься на ложе «Всемогущее». Тебе навстречу уже идут восемьсот нимф, сто с плодами в руках, сто с притираниями, сто с одеяниями, сто с благовониями. Они убирают тебя соответствующими украшениями, и, зная величие Великого, ты идешь к нему, ты переходишь озеро Желание одной лишь мыслью.
Ты приходишь к дереву Илья, и благоухание Великого проникает в тебя. Ты приходишь в пристанище «Непобедимый», и силы Великого проникают в тебя. Ты приходишь к трону «Смотрящий вдаль», к ложу «Всемогущее». На этом ложе восседает Великое. Ты знаешь это, ты восходишь на это ложе одною ногою. Великое спрашивает тебя:
— Кто ты?
Ты должен ответить:
— Я — время года.
Или лучше:
— Я — потомок времени года, рожденный от пространства, как материнского лона, жар года, душа каждого существа. То, что ты есть, есмь я.
Тогда тебя спрашивает Великое:
— Кто есть я?
— Истина, — должен ответить ты.
— А кто есть ты?
— Это же я — твоя жена. Ваня-голубчик, огурчиков твоих любимых принесла и гранатового соку…
И все построенное с таким трудом летит ко всем чертям собачьим, все начинать надо заново… И опять с тяжким вздохом убеждаешься — до поворота ровно семьдесят два твоих шага. С глупой спичкой, зажатой в кулаке, подобный маятнику — туда-обратно… туда-обратно… Пить через силу полезный гранатовый сок, следить за процедурами и в то же время твердо знать, что стоит лишь пристальнее приглядеться к окружающему тебя, такому, казалось бы, вещественному, реальному, как все оборачивается тотчас же обидною видимостью, все испаряется с легкостью облачка. Работа, друзья, семья — какая же большая, оказывается, иллюзия все это… в том турбулентном потоке, который несет и несет тебя. «Десять… одиннадцать… двенадцать… семьдесят два… подоконник… спичка… как все это глупо… просто глупо, и все!»