Вот уже почти неделю мэнээс Скачков восседал, скрытый ширмочкой, справа от трибуны докладчиков в Большом конференц-зале Центра, записывал добросовестно выступления ораторов — ученых мужей, чьи громкие титулы повергали мэнээса постоянно в радостный трепет. Вот уже почти неделю по утрам входил он во двор Центра, однако ж привыкнуть никак не мог и всякий раз вздрагивал, когда металлический турникет при входе, мгновенно проверив на ЭВМ личность входящего, распахивался гостеприимно перед мэнээсом Скачковым. Никогда и в мыслях он не имел, что фортуна смилостивится так над ним и будет он столь высоко вознесен, простой мэнээс с окладом в сто десять. Ведь здесь, в Большом конференц-зале Центра, решалась как-никак судьба самого Эксперимента! Пусть сбоку, пусть скрытый ширмочкой, теперь непосредственно участвовал в этом и мэнээс Скачков. Зацепился за великое и он! Зацепился и он за серебряную нить — теперь уж пальцев не разожмет он, шалишь, брат! По-о-о-палась! Теперь уж тяни, вытягивай мэнээса туда, где живут, на лаврах почивают сии мужи науки… А перо его меж тем строчило и скрипело, стремительно неслося по бумаге, что-то пропустить — ни-ни!..
— …Изучая природу во всей ее сложности и разнообразии, мы, ученые, вынуждены вводить это разнообразие в какие-то рамки. Иначе картина мира начинает напоминать сломанный калейдоскоп. Что бы ни изучал исследователь, какие бы свойства объектов ни попадали в поле его зрения, он должен привнести некий порядок в пестроту наблюдаемых фактов. При этом он, как правило, упрощает, а порой даже искажает истинное положение дел, но зато получает возможность сравнивать вещи между собой, открывать связи между ними, а стало быть — заниматься по-настоящему наукой. Иными словами, наука начинается с классификации.
Наука любит порядок. Но при этом она также обязана соответствовать своему служебному положению — правильно описывать, объяснять, фиксировать явления в природе и в обществе. И если до сих пор нам простительно было отставание в этой сфере, то сейчас в преддверии Эксперимента, как правильно подчеркнул Игорь Серафимович, классификация, создание методологической основы, трафарета, в конечном счете, мироздания все это выступает на первый план. Мы здесь собрались, чтобы сообща обсудить и прийти к чему-то единому, создать, в конце концов, некий, пусть пока условный, трафарет для биомироздания. И здесь трудности подстерегали нас немалые. Дело в том, что если в геологии, географии, химии, астрономии и так далее вопросам классификации во всех учебниках посвящены параграфы, в лучшем случае главы, то в нашей биологии систематика составляет совершенно особую и фундаментальную дисциплину. Это та печь, от которой пляшут все биологи. Службу печка до сих пор, в общем-то, несла исправно, щи да кашу до сего времени сварить, во всяком случае, было можно. С выходом же в последние годы на теоретический, системный уровень, где объектом изучения являются уже не отдельные виды, а экологические сообщества, биосфера, ноосфера, а возможно, и вся вселенная в целом, трудности с классификацией многократно возросли. Теперь же перед нами встал Эксперимент — этот «сезам», открывающий дверь к познанию самого существа жизни. Ведь конечный продукт распада Круглова — это выделение в чистом виде первичного биологического субстрата, этих самых долгожданных дрожжей, которые должны будут отныне обеспечивать бессмертие человечества.
Я думаю, теперь всем ясно, что такое для нас выработанный на нашем симпозиуме трафарет для биомироздания. И тут, мне кажется, пришло время воспользоваться идеей А. А. Любищева, впервые, как известно, высказавшего мысль о том, что наша вселенная…
Биосфера… ноосфера… Вселенная… Космос… Мэнээс Скачков исправно строчил за ширмочкой, а горизонты мироздания всё раздвигались и раздвигались. Хотелось что-нибудь такое сделать! Встать хотелось!.. Мэнээс сидел, строчил, поерзывал.
— …Разумеется, Аристотель, Карл Линней, Чарлз Дарвин и Менделеев остаются по-прежнему столпами классификации, но сегодня нам надо уже идти дальше. Вот… перед вами на световом экране схема философа Щедровицкого, где показаны все виды деятельности ученого… В зависимости от того, в какой части схемы осознает себя ученый в момент рассуждения, его точка зрения на классификацию, а следовательно, и на будущий трафарет для мироздания, который мы здесь создаем, будет, естественно, различна. И это, я думаю, хорошо. Пусть не будет нас смущать вполне запрограммированный базар на нашем симпозиуме. Еще в древнем Вавилоне существовал обычай выносить на главную площадь города тяжело больного человека, и моральным долгом каждого прохожего было остановиться возле и поделиться своим опытом, дать совет. И нередко таким образом удавалось вытащить пациента из совершенно безнадежной ситуации. Такой способ обмена информацией чем-то сходен с тем, что ожидается на нашем симпозиуме — «информационный базар», — я бы назвал, польза же его очевидна.