Вторая защита совершенно не отличалась от первой, хотя Абраму Соломоновичу из Геленджика было далеко за шестьдесят и был он рыж, коренаст, выглядел вообще молодцом. С этим наверняка будет все в порядке. Игорь Серафимович рассеянно все почеркивал да почеркивал на листочке, получалось странное нечто. И это нечто, разлапистое, раскинувшееся, то ли на куст, то ли на дерево, тяжелыми плодами согнутое, похожее, теперь, к концу второй защиты, вообще во что-то непонятно-мощное превратилось. Игорь Серафимович очнулся, с интересом всмотрелся в листочек и вздрогнул — вроде бы рожающую женщину теперь рисунок напоминал отдаленно… черт-те что! Игорь Серафимович никогда не видел рожающих женщин, он осторожно глянул по сторонам, листочек прикрывая. И двумя-тремя штрихами придал вид вполне пристойный, теперь буква «Ж» получилась. На цветок живописный, заветный похожая.
Потом Игорь Серафимович перекусил в кафе и на профсоюзную поехал конференцию, в Центр. Сидел еще два с половиной часа в президиуме, умело слушал, то есть как под наркозом, почти не реагируя на бессмысленное:
— …Предлагаю во главу угла положить наконец работу головного института… дабы основное обязательство совпадало с главным…
— …Предлагаю добиться полного охвата молодежи профсоюзом!
Слушал, в слова не вникая, разумеется, как выступающие, во-первых, присоединялись в своих выступлениях ко всему сказанному выше. Во-вторых, изо всех сил старались что-то свое добавить. А трудно добавить, почти что и нечего. И все ж кто-то, поднатужившись, нашел-таки:
— Предлагаю усилить не только трудовую дисциплину, но и про-из-вод-ственную!!»
Какой молодец! Это из какого ж института? Ах, да это Скачков-мэнээс. Ай да мэнээс! Ну-ну: чуть подтолкни такого, дальше он сам покатит, не остановишь. Значит, и в отделе, и в институте уже отреагировали на то, что их мэнээс в Центре очутился, уже на профконференцию направили — оперативные, однако, ребята.
Впрочем, не помешает и самому Игорю Серафимовичу к такому кадру получше присмотреться, не случайное поручать, а включить в саму систему, в ее естественное функционирование. Надо лишь ему, Игорю Серафимовичу, прикинуть: нужный ли мэнээс Скачков винтик? И если да, — включить немедленно.
Облокотившись и прикрыв лицо ладонью, первый зам постарался расслабиться и ни о чем не думать. Тренированный ум неплохо подчинялся: почти ничего из того, что говорилось с трибуны, не доносилось до Игоря Серафимовича. Но странно: чем дальше он удалялся от конкретных мыслей, тем ощутимее и трезвее вставало то, что так общо сейчас именуется — «наука». Окружало словно что-то.
Что же такое она сейчас? Вот вопрос из вопросов. Почему направление за направлением неизбежно подходит к своему тупику? Случайно или чей-то злой умысел — вот так тыкать ученых достойных мужей, как слепых котят. Ну не насмешка ли это, затратив за сотни лет науки колоссальные средства и усилия, прийти наконец к пониманию — к научному пониманию! — окружающего мира как уже давно известного во всех мифах! Что вообще творится тогда в науке? Какая цель ее? Зачем все это?! Понарошку? Сумасшествие своего рода? Запланированный кем-то обман?.. И тогда действительно без таких прохиндеев, как этот Скачков-мэнээс, — никуда? Ну нет, тут же одернул он себя, это просто перегрузился в последнее время работой, перенапрягся, в лес давно не выбирался, вот и стали нервишки пошаливать, еще, чего доброго, и мигрень приключится. Нет-нет — с наукой все в порядке! В конце концов, существует же такая объективная реальность, как соботка — событие века — Эксперимент, Со-бытие, — на которое впервые соберутся все ученые мира, в свой дом родной — Научный Центр… Да-да — грандиозное событие ожидается, ну а по-домашнему, среди своих, — просто соботка. И тогда торжественно проведут они все вместе Большой Эксперимент, который и вернет все на круги своя: науке — вернет науку, ну а Игорю Серафимовичу, наверное, — слегка пошатнувшийся смысл окружающей естественности.
Да, Эксперимент — вожделенная область его постоянных раздумий. Порой, когда уж очень размечтается о нем, вот как сейчас, некий сновиденческий привкус появляется в тех мечтаниях. Нет-нет — никаких снов! Игорь Серафимович торопливо вынул записную книжечку, раскрыл на странице, где схематически были изображены весы в виде качелей. И снял с левой половины качелей очередной квадратик с буковкой «Д» (директор, значит), отчего правая часть качелей пониже опустилась. Над квадратиком «М» (Мария, значит) поставил вопросик, с ней не все было ясно. Тамару Сергеевну можно несколько подправить, как-то обратить ее внимание на собственного мужа, у которого уже неделю она не была. Да, кстати, к ней приехал племянник, это тоже должно ее частично занять. Да, по-видимому, она сама в тень отойдет, не придется прибегать к помощи Марии. Игорь Серафимович не без сомнения, правда, снял с левого рычага весов Тамару Сергеевну, отчего рычаг правый еще ниже к земле опустился. «Да-а», — вздохнул первый зам. Задачка со многими неизвестными, пожалуй, Скачкова в зеленку официально надо переводить, то есть, где можно, заранее соломки постелить. Та-акое дело!! А собственно, как сам-то Эксперимент движется? С этими заседаниями, собраниями Игорь Серафимович несколько отошел в сторону, а это не годится. Он постоянно должен быть в курсе всего. Физиологи утверждают, что их датчики зафиксировали точки с пониженной температурой у Ивана Федоровича не только на лице, но уже и на ногах. На ногах даже более выраженные, уже подтверждаются нарождающимися язвочками. Психологи тоже на подъеме — случайный приступ ревности у субъекта повторился, вроде бы и здесь намечается какая-то периодичность этих приступов. Но можно ли сделать окончательный вывод о первой, так сказать, ласточке, как они сообщают, о первой душевной трещинке? Ах, как хотелось первому заму сразу два квадратика дорисовать на второй чаше весов, еще ее к земле пригнуть побольше, но понимал, что имеет дело с наукой, то есть, попросту говоря, с учеными. И не то что боялся фальсификации какой-то, нет, — но уж до того много у всех у них связано надежд с этим Экспериментом, до того все ждут стремительного ускорения событий, что вполне возможно выдавание желаемого за действительное. Слаб человек! Но первый-то зам, по крайней мере, себе никак не может этого позволить, никак! Его задача ощущать естественность всего сущего, поменьше вмешиваться. Ну и, конечно, подправлять всех тех, кто по невежеству или из корыстных соображений выбивается из этого естественного хода событий. И поэтому справедливее будет, если вместо двух квадратиков добавит сейчас он только один. Поменьше он рычаг, естественно, пригнет, но понадежнее зато. Так он и сделал.