Было три часа ноль пять минут пополудни. 15.05 20 июля 1944 года.
Телефонная трубка бережно поднималась и осторожно опускалась, полковник Ростов слушал все переговоры Фромма. Армия резерва пребывала в полном неведении о том, что происходило или могло произойти в Ставке; все генералы и полковники на Бендлерштрассе с нетерпением и тревогой ожидали прилета Штауффенберга, точного известия о смерти фюрера; все попытки связаться со Ставкой успеха не имели. Время от времени Крюгель выскальзывал за дверь, с папкой под мышкой быстрым шагом обходил этажи, спрашивая полковника Фёгеляйна и ответа не получая, поскольку фамилия эта всем была знакома, Фёгеляйн был близким к фюреру человеком и носил звание группенфюрера СС, но никак не полковника. Неизвестность становилась угрожающей, надо было что-то предпринимать, выяснилось попутно, что Хелльдорф, полицай-президент Берлина, захватывать центр столицы и кого-либо арестовывать отказался, считая такие неправомочные и антиконституционные акты прерогативой армии, власть захватывающей, а та полагала: нельзя же у кого-то отнимать власть без арестов. Споры на эту тему длились уже не один час.
Вдруг взволнованным голосом Фромму сообщили, что связь со Ставкой установлена. Наступила долгая пауза. Надо было звонить туда, в
Ставку, – и у Фромма затряслись, видимо, коленки от страха, долго не мог решиться. Но о наладившейся связи стало известно и в адъютантской, где подготовленные Штауффенбергом молодые офицеры ждали сигнала, как на передовой, чтоб выскочить из окопов и полететь навстречу пулям. И Фромм позвонил, к трубке в Растенбурге подошел какой-то мелкий чин и весьма невнятно, с ленцой сообщил, что на фюрера было совершено покушение, а в остальном – все нормально.
15.30, о Штауффенберге ни слуху ни духу. Но слово прозвучало:
“покушение”! И несколькими минутами позже Ольбрихтом отдаются первые приказы о начале операции по плану “Валькирия”; тремя часами раньше его доверенные офицеры разъехались по частям гарнизона, а командующему самим гарнизоном предложили прибыть на Бендлерштрассе для получения дальнейших указаний. Почти в то же время формируются специальные группы – установить в городской комендатуре радиостанцию, она могла бы заговорить, если б сорвалась попытка взять штурмом радиоцентр на Мазуреналлее, – очень толково, очень разумно, чего Ростовым не ожидалось, и он уже приготовился становиться офицером, который волен исполнять только те приказы, которые ему нравятся и которые отдаются дорогими ему людьми, графиней Ниной фон Штауффенберг, например, или графом Клаусом Шенком фон Штауффенбергом. К тому же дважды Крюгель приносил радостные вести: Бек уже давно на Бендлер-штрассе, прибыл и Гизи, судя по описанию. Не менее радостной была вещественная добыча: ефрейтор заглянул в казино, где молодняк уже вовсю пил в предвкушении свободы от фюрера, и прихватил там вина. Выпили. Неизвестно за что, потому что звонки свидетельствовали: Фромму, Штауффенбергу, Ольбрихту и
Квирнгейму не заговоры сочинять, а в Имперском министерстве труда учитывать безработных. Впрочем, и там им не место: сколько ни готовились, а так и не подсчитали, сколько вооруженных людей потребуется для захвата центра столицы. Карта Берлина, разосланная войскам, почти пятилетней давности, с районами и кварталами, уже не существовавшими, уже снесенными бомбами, и что захватывать – никто толком не знал, а свежих карт нигде уже не сыщешь. В полное недоумение и замешательство привела новость, откуда-то полученная: якобы около 13.00 фюрер, живой и невредимый, звонил Геббельсу, сообщил министру о покушении и заявил о возможном выступлении по радио; Адольф Гитлер определенно хотел поздравить нацию с тем, что
Провидение спасло ему жизнь. Почему Ойген, атаковавший Шпеера в министерстве пропаганды, так и не услышал от того, что Гитлер жив, – еще одна загадка, а таких еще много впереди; один из далеких предков
Штауффенберга как-то заметил: ни один, даже тщательно разработанный план не выдерживает соприкосновения с планом противника.
Ложь, обман, надувательство – к такому выводу пришли генералы и офицеры в кабинете Фромма, когда узнали о разговоре Гитлера с
Геббельсом; генерал-полковник Бек, прибывший на Бендлерштрассе в штатском, поскольку мыслил себя уже во главе государства, твердо заявил, что в любом случае Гитлер для него – мертв, мертв, мертв!
Проявлявший чудеса сноровки и сообразительности Крюгель слова эти донес до Ростова, которого более заинтересовало другое сообщение от неутомимого и вездесущего ефрейтора, этот успевал обзванивать бывших друзей из гаражей министерств; установлено: Гиммлер вызвал из
Берлина в Растенбург химиков-криминалистов, способных определить состав взрывчатки. Кто ее принес – это рейхсфюрера СС почему-то не интересовало.
Слухи о разговоре Гитлера с Геббельсом, какими бы ложными они ни были, побудили Фромма отважиться на звонок в Ставку. На этот раз к телефону подошел сам Кейтель, и Ростов узнал его голос, голос пожилого, вышколенного кельнера, прикрепленного обслуживать столики для особо почетных гостей. На прямой вопрос Фромма фельдмаршал ответил – было уже 16.10, – что Гитлер легко ранен, всего лишь; в голосе проявилась некоторая заинтересованность, когда прозвучало:
“Кстати, а где ваш полковник Штауффенберг?” Фромм ответил незнанием.
(Видимо, в Ставке творилось нечто невероятное, раз не догадываются позвонить на аэродром.) После двадцатиминутной паузы капитан
Клаузинг отправился на узел связи с первым текстом приказа по армии резерва, и текст был ему возвращен по неизвестным обстоятельствам.
(“Ублюдки!.. Нашли кого посылать!”) Повторно отправленный текст уже не содержал категорического утверждения о гибели фюрера. За первым текстом последовали другие, все они подписаны были генерал-фельдмаршалом Вицлебеном, хотя тот еще на Бендлерштрассе не прибыл.
Творящееся на 3-м этаже ефрейтору напоминало демянский котел: офицеры вопят, призывая солдат подниматься в атаку, а сами носа из окопа не высовывают.
– Слишком много полковников, – подытожил он свои наблюдения, а затем спросил: – Что будем делать?
– Не знаю, – хмуро ответил Ростов, глядя в окно, выходящее на улицу; жители домов не подозревали, какой Германия станет к утру, а Ростов уже не сомневался: Германия останется Германией, прежним Третьим рейхом, поскольку Адольф Гитлер жив и невредим; будь иначе – сам
Кейтель приказал бы ввести в действие план “Валькирия”. Произошло чудовищно невероятное событие – взрыв не умертвил фюрера, а все те, кто готовил покушение, рассчитывали на обязательное совпадение двух событий: взрыв и гибель Гитлера. Поэтому сейчас начнутся курьезы, комедийные нестыковки, под ногами станут путаться случайные люди. А уже подняты по тревоге гарнизон Шпандау, училища – танковые в
Крампнице и Вюнсдорфе, сухопутные – пиротехническое и оружейно-техническое, охранный батальон… Приведены в полную готовность надежда Штауффенберга – 4-й учебный батальон в
Дебериц-Эльсгрунде, обученный штурмовым атакам в условиях города, и танковое училище в Гросс-Глинике. Все полны решимости выполнять поставленные приказом задачи, то есть “подавлять сопротивление”
(Ростов хмыкал и поплевывал).
Ждали прибытия Штауффенберга, Хефтена и Штиффа, звонок из Рангсдорфа
– в трубку кричал Хефтен – всех удивил: прибывшие из Ставки не нашли поджидавшего их “мерседеса”, и где машина – никто не знал!
(“Олухи!”) Послали другую, причем Штиффа в самолете не оказалось, он остался в Ставке – на растерзание, потому что любой установит, что в портфеле его – следы взрывчатки. Еще до приезда Хефтена и
Штауффенберга охране здания дано жесточайшее указание полковника
Квирнгейма: перекрыть все входы и выходы, никого к министерству не подпускать, войскам СС оказывать жесточайшее сопротивление.
Приказ Мерца фон Квирнгейма поубавил Крюгелю прыти. Он понуро опустился на стул перед курившим в кресле Ростовым. Предложил бежать, пока не поздно, еще можно беспрепятственно покинуть здание через главный вход, там ждут Штауффенберга и Хефтена, через него впускают вызванных Ольбрихтом офицеров, к тому же вот-вот прибудет
Вицлебен. Пока же по коридору шатаются людишки, которые не знают, как вставлять магазин в автомат. Одного малахольного типа он опознал: Фриц Дитлов фон Шуленбург – тот, что совещался на