Явившись вечером в Большой зал посольства, он сразу увидел Сильвию. Она стояла у открытого окна и о чем-то беседовала с женой посла. На ней было очень открытое вечернее платье. Тугой корсет сделал совершенно осиной и без того тонкую талию, приподнял и без того высокий бюст. Тяжелые волосы, уложенные короной, оттягивали назад прелестную гордую головку на лебединой шее. Бриллиантовое колье переливалось волшебным сиянием на мраморной груди. У Коли аж дух захватило, когда первый секретарь посольства, представив его звезде, покинул их. Он принялся лопотать какую-то чушь о необходимости дальнейшего укрепления культурных связей между Советским Союзом и Италией, но мысли его были совсем о другом. Господи, спаси и помилуй, думал он, неужели эта принцесса когда-то была портовой шлюхой? Но ведь была же! От того периода ее жизни осталось только одно: низкий хрипловатый прокуренный голос.
– Сколько ты стоишь, Сильвия? – брякнул он вдруг ни с того ни с сего и сам ужаснулся своей наглости.
Но сегодня был его день. Актриса не плюнула ему в лицо и не ударила его, а продолжая спокойно улыбаться одними кончиками губ, окинула юного атташе оценивающим взглядом прекрасных черных глаз, светившихся влажным блеском. А почему бы и нет? Высок, строен, красив. Голубоглазый шатен. Таких не каждый день встретишь в Италии, где мужчины от злоупотребления пивом и спагетти рано толстеют.
– Я стою миллион, – ответила она просто.
Миллион лир это не так уж много. По тем временам – одна тысяча долларов. Сильвия Бернари, пребывавшая тогда в расцвете красоты и в зените славы, стоила гораздо больше. У ног актрисы валялись президенты, кардиналы, знаменитые гангстеры, арабские эмиры и африканские царьки, которые по одному мановению ее ручки, затянутой в тонкую душистую перчатку, готовы были осыпать кинодиву золотом, и они с восторгом делали это. Подлинная рыночная цена ее была в то время миллионов пятьдесят, однако Сильвия не стала пугать Колю астрономической цифрой, поскольку он ей понравился. Сказать же, что она не стоит ничего, ей не позволяла прежняя профессия.
На Колину беду он накануне был назначен казначеем резидентуры, и в его служебном сейфе лежало несколько миллионов лир, поэтому он спросил уже совершенно уверенным тоном:
– Когда и где?
– Через час у моей машины. На парковке слева. Светлый «Шевроле».
В машине она болтала с ним, как со старым приятелем.
– Я живу на Виа дель Корсо. Это в двух шагах от фонтана Треви. Ты уже бросил в фонтан монетку, Никколо?
– Еще не бросил.
– Надо бросить. Не бросишь – потеряешь Рим.
Что ему было до Рима? Закончился его день, наступила его ночь, и в эту ночь он чувствовал себя Нероном, спалившим Вечный город, а она была его покорной рабыней, сгоревшей в огне великого пожара любви.
Утром Сильвия приготовила ему душистый кофе и, когда он допил чашку, положила перед ним пачку ассигнаций.
– Возьми свои деньги, дурачок. Разве ты не видишь, как я богата? Мне было хорошо с тобой. Возьми деньги. У тебя могут быть неприятности по службе.
– Я могу иногда навещать тебя, Сильвия?
– А вот это ни к чему. Ни одного мужчину я не любила более одной ночи. Любовь не должна становиться повседневностью, дорогой Никколо.
– Но Сильвия!
– Чао, бамбино, сорри! – пропела она и, послав ему воздушный поцелуй, исчезла в глубине роскошных покоев.
Коля взял деньги и вышел на улицу. Он отдал миллион владельцу цветочной лавки у фонтана Треви и велел ему каждый день отвозить корзину белых роз на виллу синьорины Бернари.
– Конечно, синьор, – ответил лавочник, – но этого хватит ненадолго.
– На сколько хватит, на столько и хватит! – отрезал Коля и отправился в посольство муниципальным транспортом. Карманы его были пусты. У него не осталось монетки, которую надлежало бросить в фонтан, известный всему свету по фильму «Дольче вита». Бросить, чтобы не потерять Рим.
В посольстве Коля написал короткий рапорт о случившемся на имя шефа, а через три часа он уже летел в Москву самолетом Аэрофлота.
Начальник разведки, досадливо морщась, говорил кадровику:
– Придется докладывать в ЦК. А не доложу я, доложит Громыко. Как же он, сукин сын, отважился на такое?
– Не иначе как гормоны шибанули в башку, Владимир Александрович, – ответствовал кадровик.
– Подготовь распоряжение мне на подпись, чтоб неженатиков больше в ДЗК не направляли…