Лишь на какое-то время брови Крысолова застыли где-то под густой сединой волос. Однако он очень быстро овладел собой.
— А не допускаешь, друг служивый, что, наоборот, парторганы воспользуются мнением опытного разведчика, дабы прочистить наконец штурмовые порядки всей нашей послевоенной армейской разведки?
Пеньковский воинственно рассмеялся. Он уже входил в образ ценнейшего агента британской разведки, причем, хотелось бы верить, полковника этой разведки, о котором, — как о «борце против советской военщины, которая, исходя из своей агрессивной политики ядерного шантажа, подталкивает мир к третьей мировой войне», — вскоре узнает весь мир.
Причем узнает именно в таком статусе — не предателя, нет, а, наоборот, патриота «всё еще той, истинной России». В ипостаси «мужественного борца против разгула советской, коммунистической военщины…» или что-то в этом духе, — горячечно вылавливал из памяти некие пропагандистские штампы да ярлыки. А посему Родов, это «служебное ничтожество», уже не вызывал у него ни уставного страха, ни просто элементарного уважения.
Как человек воспитанный и предельно осторожный, он конечно же не станет доводить отношения с Родовым до конфликта и вообще демонстративно «охлаждать» их. К чему? По существу, они уже пребывают в разных политических измерениях, в разных мирах.
— Не допускаете, генерал, — впервые за все время знакомства обратился к нему Пеньковский, пренебрегая уставным обращением «товарищ», — что «расчищать» примутся именно с вашей должностной кандидатуры? Разве не вы главный у нас, в ГРУ, по внутренней безопасности, считай, по всему нашему «управленческому Смершу»? Не вас ли принято считать последней контрразведывательной надеждой Генштаба?
— Представь себе, полковник, воистину последней. Причем считают не зря. Имеются все основания; послужной список наград и поощрений — тому подтверждение.
Полковник демонстративно взглянул на настенные часы, давая понять, что крайне ограничен во времени, однако генерала это не остановило. Родов не был его шефом, даже когда Пень-Пеньковский, как, и в самом деле, именовали теперь полковника в коридорных кулуарах, все еще числился в «штурмовых порядках» ГРУ. Что уж говорить о нынешних временах, когда согласно государственно-административной «табели о рангах», то есть по партийно-номенклатурному статусу своему, генерал и вовсе топтался на ступеньку ниже.
К тому же только ленивому в Главном разведуправлении неизвестно было, что Пеньковский все еще пребывает под покровительством своего «фронтового бати», маршала Варенцова. Во всяком случае, сам полковник никогда и никому забыть об этом не позволял. Единственное, что формально пока еще возвышало над ним генерала, — его воинское звание. Однако полковник Пеньковский был уверен, что и это различие, судя по ситуации, очень скоро будет устранено.
— Собственно, я навестил тебя, друг служивый, по совершенно иному поводу, — вдруг спокойно, миролюбиво произнес генерал. — Агентура сообщает, что сегодня ты встречаешься с неким британским подданным, мелким промышленником, который прибыл в Москву в составе официальной делегации, и якобы исключительно ради налаживания деловых связей.
— Именно так, для налаживания деловых связей, — с нотками вызова в голосе, подтвердил Пеньковский.
— Ну да, ну да, понятно. В свете новых веяний этой самой, как именуют ее на Западе, пресловутой «хрущевской оттепели».
— В самом деле, «оттепели», без какой-либо «пресловутости», — вежливо, но в то же время назидательно уточнил полковник.
— И я — о том же.
— Тогда неминуемо возникает вопрос: а что в этой тривиальной истории вас, генерал, больше всего возмущает: воплощение в жизнь «пресловутой хрущевской оттепели», или же пригревшийся под лучами этой «оттепели» довольно известный британский бизнесмен, готовый налаживать экономические отношения с нашими предприятиями? Показывая, таким образом, пример другим бизнесменам и всем зарубежным деловым кругам. Вон корреспонденты ведущих британских, американских и прочих газет копытами землю роют, ожидая старта переговоров; поскольку давно придумали заголовки для сенсационных сообщений на первых полосах своих изданий.
— А, по-моему, этот проходимец Гревилл Винн, — всего лишь завербованный на время, для разового использования, британский агент, который и близко не стоял рядом со сколько-нибудь профессиональным разведчиком.
— Поскольку всегда оставался бизнесменом.
— Он такой же бизнесмен, как и разведчик. Мелкий агент на зарубежных побегушках — только-то и всего.