— Ленину ура!
Я взглянул на соседа и невольно изумился: подполковник Егоров аплодировал вместе со всем залом! Это не могло не удивить: эсер, а за большевиков!
А когда подошла очередь Егорова выступать в прениях, то многие его «товарищи» по партии поморщились. Он сразу расположил к себе слушателей простотой манер, отсутствием витиеватых фраз и желанием как можно глубже вникнуть в значение происходящих событий. В короткой речи Александр Ильич высказал удовлетворение победой революции, сообщил, что левые эсеры вошли в Советское правительство, что он, Егоров, и его пятнадцать товарищей солидаризируются с революцией и идут вместе с большевиками.
Среди эсеров и меньшевиков растерянность. Их предводители кричат Егорову: «Предатель!» — а тот, спокойно закончив выступление, под аплодисменты зала с улыбкой занимает свое место в президиуме.
Председатель большевик Войтов ставит на голосование вопрос о поддержке Советского правительства всеми средствами и силами армии. Подавляющим большинством голосов резолюция принимается,
Меньшевики и эсеры с шумом покидают зал. Свистом и улюлюканьем провожают их делегаты съезда.
И тут на сцену снова вышел Егоров. Он поднял руку, призывая к тишине, и звучным, красивым баритоном вдруг… запел! Миг — и делегаты подхватили с детства знакомые каждому слова родной «Дубинушки»:
гремел зал.
А я стоял и продолжал удивляться на «эсера».
Позднее в совершенно других условиях доведется мне ближе познакомиться с этим удивительным человеком, узнать и понять причины его поведения на съезде. Пройдет немного времени, и он порвет с левыми эсерами, станет одним из активнейших большевиков, выдающимся организатором и полководцем Красной Армии. А пока он солидаризируется с нами песней, знакомой и дорогой…
Закончился съезд. Егоров, как и я, был избран в армейский комитет. Здесь я узнал, что этот чуть выше среднего роста, широкоплечий человек с простым русским лицом хотя и был подполковником, но родился в крестьянской семье. В молодости (в дни Октября ему было 32 года) работал грузчиком и кузнецом, учился урывками, по ночам. Только благодаря огромной воле и тяге к знанию Александр Ильич успешно выдержал экзамен за среднюю школу. Уже тогда он был близок к революционно настроенной молодежи, почему и попал под надзор полиции.
После окончания Казанского пехотного училища стал офицером. С самого начала войны находился на фронте, участвовал во многих боях, был пять раз ранен. Благодаря личной храбрости и способностям быстро стал командиром полка.
После Февральской революции Егоров, сын крестьянина, поверил эсерам, выдававшим, себя за защитников крестьянства, вступил в их партию. Но иллюзии быстро прошли. Сама жизнь показала, кто за интересы крестьян борется по-настоящему, а кто только на словах. И Егоров стал отходить от эсеров, прислушиваться к большевикам.
За резкую критику правительства Керенского Егорова отстранили от командования полком. Его судили и приговорили к заключению в крепость.
К сожалению, мне тогда не пришлось долго работать с Александром Ильичом: он поехал в Петроград делегатом на Всероссийский съезд Советов, а я отправился в Псков комиссаром почт и телеграфа Северного фронта.
Встретиться с А. И. Егоровым во второй раз мне пришлось в тяжелые для молодой Республики Советов дни, когда предательство Троцкого, сорвавшего в Брест-Литовске мирные переговоры, развязало руки немецким империалистам. Германские дивизии перешли в наступление. Не исключалась возможность интервенции и со стороны вчерашних союзников России — держав Антанты.
Старая русская армия уже не существовала, новая, советская, еще не была создана. Разрозненные части распавшейся бывшей I армии Северного фронта не могли противостоять германским войскам. Создалась угроза Пскову.
Наш небольшой эшелон с ценнейшим имуществом почтово-телеграфного управления фронта двигался в сторону станции Дно. На одном из полустанков состав задержался. Я выскочил из вагона и неожиданно увидел Егорова, шагающего по путям с каким-то матросом. Увидев меня, Александр Ильич остановился и приветливо поздоровался.
Спросил:
— Что вы здесь делаете?
Рассказываю ему, что эвакуирую средства связи. В свою очередь, интересуюсь, как он попал сюда.
Оказалось, что Александр Ильич — начальник подрывной команды, следующей в сторону противника в специально оборудованном составе. Военный отдел ВЦИКа поручил ему взрывать все большие и малые мосты на пути продвижения немцев. Егоров горел желанием как можно лучше выполнить ответственное задание.
Помнится, я тогда подумал: «Что это? Преданность честного русского офицера при вторжении врага на родную землю или новый, советский патриотизм, рожденный преданностью советскому строю, которому грозит опасность?»
Одно было для меня бесспорно: правительство дало Егорову важное задание в деле защиты государства. А то, что он с таким жаром принял боевой приказ, внушало уверенность в его успешном выполнении.
Почти год прошел с того дня. Много воды утекло. Провокационное убийство германского посла Мирбаха, злодейское ранение Владимира Ильича Ленина, прямые восстания эсеров против советской власти (такой мятеж, между прочим, имел место и в одном из полков 38-й Морозовско-Донецкой дивизии, которой я командовал) — все это как-то затушевало в моей памяти образ левого эсера Егорова.
Морозовско-Донецкая дивизия уже несколько месяцев находилась в непрерывных боях, участвовала в отражении обоих наступлений белых на Царицын. И вот в это время я получил сообщение, что командующий X армией К. Е. Ворошилов послан на другую работу, и новый командарм-10 собирает у себя начальников дивизий.
Приезжаю в город, вхожу в здание штаба. Открываю дверь в кабинет командарма и… застываю в изумлении: за столом сидит Александр Ильич! И тут вспомнил, что на вызове командарма стояла подпись: «Егоров».
Александр Ильич был удивлен не меньше, меня. Долго тряс мою руку:
— Мне докладывали, что 38-й командует Мухоперец, думал, не тот ли? Но сомневался, ты же был рядовой.
— Был, да вот советская власть генералом сделала, — отвечаю улыбаясь.
Егоров тоже засмеялся:
— Да, ведь и я теперь полный генерал, коль командую армией.
Долго, как со старым товарищем, беседовал со мной Егоров. Меня все подмывало спросить, как расстался он с эсерами. Неловко было задавать такой щекотливый вопрос командующему, но я все же задал.
Александр Ильич помрачнел, но остался откровенным до конца.
— С эсерами я порвал решительно и навсегда, — прямо ответил он. — Не мог больше у них оставаться: стрелять в Ленина могли только бандиты.
Минута прошла в молчании. Затем, словно встряхнувшись от тяжелых мыслей, Егоров расстегнул карман френча и бережно вынул членский билет Российской Коммунистической партии.
— Мне стало ясно, — продолжал Александр Ильич, — что мое место в этой партии. Теперь я большевик.
Затем Егоров коротко рассказал, что произошло с ним со времени нашей последней встречи.
В Петрограде он работал в военном отделе ВЦИКа, командовал красногвардейским отрядом. ВЦИК послал Егорова на Украину. Там он был арестован петлюровцами, но освобожден красными войсками. Затем ему, как опытному военному работнику, преданному советской власти, было поручено очень важное и ответственное дело — руководить аттестационной комиссией по отбору офицеров для формирующейся Красной Армии.
Когда летом 1918 года образовался Южный фронт, А. И. Егорова назначили командующим IX армией, находившейся в северной части Донской области. Из разрозненных отрядов красных партизан под его руководством создавались здесь регулярные полки Красной Армии.
В начале ноября войска IX и VIII армий должны были перейти в наступление. Условия для советских войск, утомленных и плохо снабжавшихся, сложились неблагоприятно, так как противник располагал большим количеством конницы. К тому же проникнувшие на руководящие должности в штаб фронта белогвардейские агенты Носович и Ковалевский ставили Краснова в известность о всех, планах советского командования. Так произошло и на этот раз. Предупрежденные предателями, белые, используя преимущество в коннице, за день до наступления красных сами нанесли сильный удар.