А через несколько часов, снова подтянутый, энергичный, готовый выполнить любое задание, Васо Киквидзе уже был в Тифлисе, в скромной квартире своего старого знакомого, большевика Филиппа Махарадзе. Долго в этот вечер беседовали друзья. Старший рассказывал, младший слушал. Слушал, стараясь запомнить каждое слово. Уходя от Махарадзе, Васо твердо знал, что его место сейчас в армии. Он горел желанием вместе с большевиками подготавливать свою, социалистическую революцию, к которой призывал Ленин.
1 марта 1917 года, получив от Махарадзе пропагандистскую литературу, Васо Киквидзе выехал в действующую армию, на этот раз добровольно.
И снова Киквидзе в Кирсанове.
Он выступает с пламенной речью перед солдатами 3-го запасного кавалерийского полка. Полковому начальству стало явно не по себе, когда над солдатскими головами поднялась статная, широкоплечая фигура Васо, которого они давно зачислили «в расход».
В полку еще не был обнародован знаменитый приказ № 1 по армии.
Киквидзе зачитывает этот приказ. Горячими аплодисментами приветствуют его солдаты. Вверх полетели шапки, новобранцы целовали друг друга.
Вдруг сквозь общий гул голосов прорвался злобный крик помощника командира полка полковника Антандилова:
— Солдаты! Кого вы слушаете? Вон с трибуны, арестант! Крамольник! Мы тебе покажем приказ номер один! Веревка по тебе плачет!
Грозный, протестующий ропот прошел по рядам. Солдаты бросились на офицеров. В этой схватке полковник Антандилов был убит.
На следующий день Киквидзе уже мчался на попутном товарняке, догоняя маршевый батальон, а 15 марта прибыл в 6-ю кавалерийскую дивизию 7-го корпуса.
Юго-Западный фронт бушевал в революционной буре. Керенский и Временное правительство со всех концов страны стягивали сюда все новые и новые батальоны. Отсюда они рассчитывали повести новое наступление на немецко-австрийские войска и тем самым выслужиться перед капиталистами Антанты и своей собственной буржуазией.
Юго-Западный фронт старой армии в тот период считался самым антибольшевистским и до ноября 1917 года находился целиком в политической власти исполнительного комитета фронта, который насчитывал в своем составе все партии, за исключением большевиков.
Вот почему именно на этом участке рассчитывал Керенский начать новое наступление.
18 марта дивизия отправлялась в карательную экспедицию против взбунтовавшегося Туркестанского корпуса. Солдаты перед выступлением собрались на митинг.
Радостно заволновались ряды, когда председательствующий объявил:
— Слово предоставляется вольноопределяющемуся Киквидзе.
Со всех сторон раздавались возгласы:
— Даешь Васо! Даешь Киквидзе»!
И вот он, высокий, широкоплечий, со сверкающими решимостью глазами, поднялся на трибуну. По кавказскому обычаю, Васо снял и поцеловал свою шапку в знак того, что он целует всех присутствующих. Покрывая гул голосов, он начал:
— Товарищи! В нашей стране революция, а нас гонят на войну. Нашу дивизию отправляют в карательную экспедицию на подавление солдат Туркестанского корпуса, которые заявили, что наступать не будут. Они требуют прекращения войны и отправки домой. Там, дома, наши матери, дети, жены голодные, а буржуи, которые устроили эту войну, на наше солдатское горе, строят свое благополучие, их на фронте нет, они свою жизнь проводят в балах да в разврате. Сосут кровь из трудового люда. Долой войну! Долой братоубийство! Туркестанцы правы!
Казалось, шквал налетел на это серое солдатское море. Полетели в воздух шапки, грозной волной двинулись солдаты на офицеров, скандируя два слова, в которых заключалось для них все: и жизнь, и радость, и любовь!
— Долой войну!
— Долой войну!
— Долой войну! — как эхо прокатилось по рядам.
Здесь же, на митинге, Киквидзе единодушно был выбран председателем солдатского комитета 6-й кавалерийской дивизии.
В трудные дни контрреволюционного корниловского мятежа Васо Киквидзе приходится вести работу на самом ответственном участке — среди солдат «дикой дивизии». И только благодаря его чуткости, умению привлекать людей на свою сторону кровавое столкновение между «дикой» и 6-й дивизиями было предотвращено.
18 ноября 1917 года открылся второй чрезвычайный съезд Юго-Западного фронта, который должен был высказать свое отношение к Октябрьской революции.
На съезде предстояла ожесточенная борьба, так как его состав распадался на два примерно равных блока, в один из которых входили украинские буржуазные националисты, эсеры, меньшевики, во второй — большевики.
Фракция левых эсеров не примыкала ни к правому, ни к левому блоку. И от ее окончательной позиции во многом зависела судьба съезда.
Васо Киквидзе прибывает на съезд как делегат от левых эсеров. В решительные минуты съезда, когда правый блок потребовал обсуждения вопроса об убийстве генерала Духонина, Киквидзе, не задумываясь, твердо встает на сторону большевиков. Был избран Военно-Революционный Комитет Юго-Западного фронта, в который вошли в основном люди, верные делу партии большевиков.
Председателем ВРК избирается большевик Г. Разживин, а В. Киквидзе — его заместителем.
Разместить Военно-Революционный Комитет было решено в Ровно, где военный гарнизон и рабочие города стояли на стороне революции.
Большевистская фракция объявила съезд распущенным.
Казалось, что победа одержана, что остается только взять руководство фронтом и повести его по пути, указанному партией, но тут подоспели новые враги, с которыми пришлось начать смертельную борьбу не словами, а оружием.
Во времена Керенского была проведена так называемая «украинизация» в некоторых войсковых частях Юго-Западного фронта. После Октябрьской революции Петлюра и его приверженцы, опираясь на-эти части, начали приводить в исполнение свой предательский план — отдать Украину немцам. Этими частями был захвачен ряд прифронтовых городов: Кременец, Здолбуново, узловая железнодорожная станция Шепетовка и другие.
Призыв партии большевиков формировать на фронтах отряды Красной гвардии был горячо поддержан членами Военно-Революционного Комитета. Они немедленно разъехались по частям. Среди инициаторов формирования отрядов Красной гвардии был и Васо Киквидзе.
Уставший, небритый, полуголодный, но полный энергии и решимости, переходил он из части в часть, беседовал с солдатами, разъясняя им создавшуюся обстановку.
Так добрался он до станции Луцк. Здесь и узнал Васо о страшной катастрофе, происшедшей в Ровно.
Воспользовавшись отсутствием большевиков, эсеровская группа ВРК пошла на сговор с Петлюрой, и в ночь на 29 декабря 1917 года большой гайдамацкий отряд занял Ровно, арестовал ревком города и членов ВРК.
В Ровно хозяйничали гайдамаки. Командир отряда полковник В. Оскилко в награду за геройство отдал город на три часа в руки своих головорезов.
Революционно настроенные части Ровиенского гарнизона были возмущены наглым гайдамацким разгулом. Солдаты 1-й и 2-й батарей полевой артиллерии, которыми командовали Эрбо и Карпухин, оставались верными советской власти. Напрасно гайдамаки присылали к ним своих представителей с предложением сложить оружие.
Батарейцы решительно заявили:
— Подчинимся только Военно-Революционному Комитету фронта и советской власти!
Вечером 29 декабря, после отбоя, солдатский актив батареи собрался в одной из землянок, чтобы обсудить обстановку. В помещении было душно, клубы махорочного дыма плавали над головами, царил полумрак.
Внезапно в землянке появился дежурный и доложил, что на посту № 3 задержан неизвестный, который требует немедленно вызвать Карпухина.
А через несколько секунд высокая фигура «незнакомца» появилась в дверях землянки. В полумраке трудно было разглядеть черты лица, блестели одни глаза. Задержанный молчал.