Архитекторы, создавая генеральный план, размещают здания вокруг объекта, который они считают основным. Так же поступают и историки, создавая биографии полководцев. Они размещают детали вокруг основного, самого удачного сражения, и в результате усердия историков каждый полководец закрепляется в памяти читателя слитно с той операцией, которую он провел наиболее эффектно: Орлов — Чесменский, Румянцев — Задунайский. Но будущий историк полководческой биографии Щорса не найдет на его боевом пути «основного объекта», ибо все операции, которые он провел, были одинаково эффектны. Будущий историк не назовет Щорса ни Злынковским, ни Седневским, ни Черниговским и в первую очередь потому, что всем им, большим и мелким операциям, было присуще что-то общее, чисто щорсовское. Все операции его одинаково тщательно подготовлены; из всех возможных тактических вариантов Щорс всегда осуществлял самый смелый, подчас даже самый дерзкий. Во всех операциях Щорс учитывал не столько соотношение штыков или артиллерийских дул, сколько весомость социальной правды, с которой шли в бой воюющие стороны. Щорс никогда не забывал, что и он и возглавляемые им воинские соединения рождены революцией и ею же уполномочены проложить путь в будущее. Отсюда энергия Щорса, его уверенность, его отвага: он вобрал в себя силу рабочего класса, того класса, который история призвала к власти. И эту энергию, эту веру, эту отвагу он. вызывал у всех своих соратников: они поверили, что велико и свято дело, которому с такой расточительной щедростью отдает себя их любимый командир.
Гайра Веселая
ВЛАДИМИР АЗИН
Молодой красивый военный в лихо сбитой на затылок папахе наблюдал за разгрузкой только что прибывшего с франта воинского эшелона. Ничто не ускользало от взгляда его живых внимательных глаз.
Он знал: эти люди только что пережили позор поражения, они бежали, не отступили, а именно бежали от белых, и вот они-то и должны стать ему самыми близкими товарищами — товарищами по оружию, из них он должен воспитать настоящих бойцов.
— Какое название будет вашей станции? — спросил бойкий ездовой у проходящего мимо железнодорожника. — Где мы находимся?
— Недалеко от Казани, сынок, находитесь. А станция наша Арск называется.
Среди солдат произошло движение, отделенные забегали, раздалась команда построиться.
Человек в серой папахе подошел к строю.
— Кто хочет продолжать борьбу с белыми, становись направо! — раздался его властный голос.
Строй смешался. Почти все отошли вправо.
С презрением обратился к оставшимся на месте:
— Немедленно сдайте оружие, раз не желаете воевать, и отправляйтесь по домам. Скатертью дорожка!
Потом подошел к тем, кто решил воевать до конца.
— Здравствуйте, бойцы Бирского отряда! Я командир батальона 19-го Уральского полка. Отныне ваш отряд подчиняется мне. Вы вступаете в боевую семью тех, кто уже научился неплохо воевать. Наша ближайшая задача: взять Казань. Меня называйте по фамилии: Азин. Требования мои просты: идти вперед, ни шагу назад без приказа. Кто побежит с поля боя, тот изменник и трус. И пусть запомнят все: трусам и шкурникам в наших рядах места нет. Все умрем, но не отступим!.. Сейчас идите отдыхать, скоро выступаем.
К Азину продолжало прибывать пополнение.
Командир подошел к группе новобранцев. Посмотрел, как разбирают и собирают винтовку.
— А стрелять вы умеете? — обратился Азин к высокому нескладному парню.
— Трошки могу.
— Попадите в тот столб, — подал ему свой кольт Азин.
Смущенно усмехаясь, парень прицелился и выстрелил. Лицо его было растерянно: ни одна из трех пуль не попала в цель.
— Эх, разве можно так! — с упреком сказал Азин. — Ведь каждый патрон — это частичка народного пота, денег стоит. Смотрите, как нужно. — Он вскочил на коня и пустил его во весь опор. На скаку выхватил кольт. На столбе остались три черные точки.
…На привале бойцы молча сидели у костра. Подошел пожилой солдат, присел, закурил.
— Давно с Азиным-то вместе воюете? — спросил молодой боец.
— Вот уже скоро три месяца будет, — охотно отозвался тот. — Сам я вятский. На заводе работал. Летом — призыв рабочих в красногвардейские отряды. Командиром нашей сборной коммунистической роты стал Азин. Мы на Каме с беляками дрались, эсеров разоружали, кулаков громили. Потом постановили батальон сформировать. Азин и батальоном стал командовать. В Арске к нам другие красногвардейские да партизанские отряды присоединились. Ну, да это вам известно…
Вскоре по беспроволочному солдатскому телеграфу полетела молва об Азине как о человеке изумительной храбрости, беспощадном к врагам и трусам, настоящем друге бойцов.
Красноармейцы обращались к командиру со своими нуждами. Как-то к Азину подошли несколько бойцов. Сначала хмуро молчали, потом разом заговорили:
— Плохо кормят. Нет горячей пищи. Не заботятся командиры…
Азин терпеливо слушал, затем коротко бросил:
— Разберусь.
В тот же день адъютанты вручали каждому командиру приказ:
«В последний раз предлагаю командирам отрядов отечески заботиться о красноармейцах и кормить их два раза в сутки — утром и вечером. Кухни всегда должны быть наготове»,
С первых же дней похода азинцев на Казань начались серьезные бои. Белые сняли часть сил из-под Свияжска и бросили их против азинской группы. Красноармейцы сражались стойко. Первые победы еще больше сплотили бойцов.
Азин видел, какой гордостью засияли лица бойцов, когда комиссар зачитал приказ командующего II армией: «От имени социалистической революции приношу благодарность т. Азину и тем товарищам, которые геройски сражались с врагом в прошедших боях. Вы мужественно смотрели в глаза смерти и не дрогнули…»
После упорных боев в конце августа наступило временное затишье. Азин горячо принялся за реорганизацию отрядов: свел их в роты, батальоны, сменил негодных командиров, выгнал трусов.
…Прислонившись спиной к колесу пушки, артиллерист писал письмо родным:
«Вот уже несколько дней движемся к Казани. Наш поход — это один сплошной, с короткими перерывами бой. Командир у нас хороший, смелый и к бойцам относится с любовью. Он очень строгий, дисциплину требует и мирное население обижать не разрешает. А если узнает, что кто-то взял у крестьянина хоть кружку молока и не заплатил, то наказывает очень строго…»
Вскочил, услыхав сигнал тревоги.
Построившись, бойцы впились глазами в лицо своего командира. Оно сурово, как в дни больших потерь. По замершим рядам разносится его гневный голос:
— Товарищи! На фронт пришло сообщение о том, что враги революции совершили покушение на жизнь товарища Ленина…
Шеренги всколыхнулись. И снова тишина.
— Жизнь товарища Ленина в опасности… Ответим на подлое покушение взятием Казани… Еще два-три дня терпения, и мы поведем наступление.
Подготовке этого наступления уделялось очень большое, внимание. Политкомы стремились довести до сознания каждого бойца ленинские слова: «Сейчас вся судьба революции стоит на одной карте: быстрая победа над чехо-словаками на фронте Казань— Урал — Самара».
На рассвете 6 сентября белые повели атаку на азинскую группу. Их поддерживали артиллерия и броневик. В длившемся целый день бою силы сторон оказались равными.
Свои орудия белые расположили почти на открытой позиции. Их огонь не дает покоя командиру батареи Алексею Гундорину: «Экая досада, — думает он, нечем ответить! Белые не решились бы так нагло вести себя, будь у нас дальнобойные».
И как будто для того, чтобы рассеять его невеселые мысли, подъехал Азин.
— Поедем в разведку, товарищ Гундорин! Надо прощупать слабое место у белых. А то будем топтаться на месте.
Неожиданно натолкнулись на сторожевой пост белых. Поворачивать поздно. Азин плотнее закутался в бурку, поправил папаху, резко выкрикнул: