В апреле 1943 года генерал Бирюзов был назначен начальником штаба Южного фронта (так с 1 января 1943 года стал называться бывший Сталинградский фронт). Здесь судьба свела его с замечательным советским полководцем генерал-полковником (впоследствии Маршалом Советского Союза) Федором Ивановичем Толбухиным, который незадолго до этого вступил в командование Южным фронтом. Их боевое сотрудничество, начавшееся на донецкой земле, продолжалось до конца войны.
Бирюзов стал ближайшим помощником командующего фронтом, умело претворял его замыслы и волю в боевые дела войск. «Мы настолько сработались, что стали понимать друг друга с полуслова», — вспоминал впоследствии Сергей Семенович. Однако, прежде чем это произошло, молодому начальнику штаба фронта предстояло доказать, в первую очередь самому себе, что ему по плечу порученная работа более широкого масштаба, нежели прежняя.
Бирюзов принял фронтовой штаб в период, когда на советско-германском фронте назревали крупные события. Еще весной советской разведке стало известно о готовящемся наступлении немецко-фашистских войск под Курском. Толбухин сразу же ввел своего нового начальника штаба в задачи, которые предстояло решать войскам фронта в ближайшее время.
— Словом, нашему фронту, Сергей Семенович, — заключил Толбухин, — надлежит приложить максимум усилий, чтобы сковать как можно больше вражеских дивизий, обороняющихся на Миусском рубеже — немцы называют его «Миус-фронтом», — и не допустить переброски противостоящих нам войск противника в районы Курска, Белгорода, Харькова. Для этого будем готовить наступательную операцию...
Разговор этот показал Бирюзову, что командующий ждет от него самостоятельности, творческой работы. Вместе с тем он понимал, что на первых порах Толбухин будет внимательно присматриваться к его действиям. А он-то легко сумеет обнаружить любую промашку, поскольку лично сам обладал (об этом достаточно был наслышан Бирюзов) разносторонним опытом штабной службы и высокой штабной культурой.
Назначение на должность начальника штаба фронта не тревожило его в том плане, справится или не справится он с новыми обязанностями. «К тому времени я уже усвоил, — писал Бирюзов, — что на каждой, даже очень ответственной должности работают, как правило, обыкновенные люди. Но ясно было и другое: фронт — это не шуточное дело, фронтовые масштабы мне еще нужно осваивать». И он энергично принялся за дело.
Генералу Бирюзову было в ту пору только 38 лет. Он горел неугасимым желанием отдать новой работе все, на что способен, максимально оправдать возлагавшиеся на него надежды.
Бывший командующий артиллерией 2-й гвардейской армии И. Г. Стрельбицкий, в то время генерал-майор артиллерии, о том, каким запомнился ему начальник штаба Южного фронта в период подготовки к летним операциям 1943 года, писал: «Сергей Семенович — высокий блондин лет 35, с крупными чертами умного лица. Это первое хорошее впечатление позже еще более окрепло. В какой бы обстановке мы потом ни встречались — в дни затишья на фронте или в период тяжелых боев, — он всегда был внимательным, постоянно жил мыслью о делах и состоянии войск, жадно впитывал в себя все новое из опыта минувших боев. Таким, пожалуй, и должен быть начальник штаба, с удовлетворением думал я, осматривая простую крестьянскую хату, где Бирюзов занимал комнату. Все здесь тоже говорит о вкусах, характере и стиле работы начальника штаба. В комнате два стола: на одном на доске наколота большая карта, испещренная красными и синими стрелками, цифрами, условными знаками, на другом — книги, бумаги, разложенные в строгом порядке. Ознакомив меня с обстановкой, начальник штаба говорит о том, чего не может рассказать карта. «Мы находимся накануне новой огромной битвы, — горячо и убежденно говорит Сергей Семенович. — Нам дорог каждый час. Время работает на нас, и мы должны бережливо, умело его использовать в целях подготовки к наступлению. Орудия, снаряды, машины — все это важно и нужно накапливать. Но при этом помните о главном — о людях. Готовьте их к новым испытаниям».
В первой наступательной операции фронтового масштаба, начавшейся 17 июля 1943 года, которой руководили Толбухин и Бирюзов, как известно, не удалось прорвать «Миус-фронт». Имевшихся в распоряжении командования Южного фронта сил и средств было явно недостаточно, чтобы преодолеть оборонительные рубежи противника, которые он непрерывно укреплял еще с осени 1941 года. Две недели продолжался штурм вражеских позиций. Вражеские войска, опираясь на свои мощные оборонительные сооружения, оказывали бешеное сопротивление. Их авиация неистовствовала, совершая в день по три тысячи самолето-вылетов. Чтобы сдержать натиск советских войск Южного фронта, фашистское командование оказалось вынужденным перебросить на Миус из-под Харькова, Белгорода и Курска несколько танковых и пехотных дивизий. Этим фронт выполнил главную свою задачу: Гитлер не только не снял ни одной дивизии с «Миус-фронта», но, наоборот, ему пришлось перебросить туда ряд соединений, участвовавших в Курской битве. Лишь ценой огромных потерь (до 30-40 процентов людей и техники) противнику удалось удержать за собой занимаемые позиции на Миусе. Важно было и то, что солдаты Манштейна после этих боев утратили веру в их непреодолимость.
Эта операция сыграла большую роль в становлении Бирюзова как начальника штаба фронта. Как и ожидал Бирюзов, командующий фронтом, опытный в штабных делах и дотошный по характеру, в первое время строго контролировал все действия нового начальника штаба. Порой это даже вызывало раздражение. Но Бирюзов который раз убеждался, что замечания и советы Толбухина — дельные, квалифицированные и всегда своевременные. И, как ни досадна была опека, Бирюзов понимал, что с помощью Толбухина он быстрее и с большей пользой для дела освоит новый для него объем штабной работы. Впрочем, вскоре Толбухин предоставил ему полную самостоятельность. А это было признанием того, что Бирюзов быстро освоился со своими обязанностями и вполне соответствует тем высоким требованиям, которые предъявлял Толбухин к начальнику штаба фронта.
Свою деятельность генерал Бирюзов не мыслил без частых выездов в войска. Собственно, именно поэтому в свое время его не особенно обрадовало назначение на должность начальника штаба армии. И теперь он был озабочен тем, что новая должность привяжет к бумагам в штабе и оторвет от той повседневной живой деятельности в гуще войск, без которой себя не мыслил. С тем большим беспокойством вскоре по прибытии в штаб Южного фронта воспринял сетования командующего Толбухина по поводу частых выездов в войска бывшего командующего артиллерией фронта генерала И. С. Краснопевцева.
— Что это у нас за командующий артиллерией? Уедет в полки, да еще противотанковые, и живет там днями. Когда бы его ни вызывал, все нет на месте.
Бирюзову как раз импонировала такая непоседливость. С тревогой думалось: «А что же скажет командующий, когда начальник штаба попросится в войска?» Он, конечно же, отдавал себе ясный отчет в том, что обязан прежде всего организовать четкую и слаженную работу подчиненных отделов и служб, чтобы обеспечить безусловное проведение в жизнь замыслов и решений командующего. На это направил всю свою энергию, делал все, чтобы обеспечить именно такую работу штаба, безотрывно держал в своих руках нити управления всеми его звеньями. С тем большим основанием рассчитывал, что командующий не будет препятствовать его стремлению как можно чаще бывать в войсках, а не сидеть в штабе, зарывшись в бумаги.
Командирская жилка явно превалировала в нем, и трудно сказать, как бы пошла дальше его служба и как бы сложились его взаимоотношения с командующим, если бы тот насильно попытался подавить в нем эту жилку.
Боевые действия Южного фронта на «Миус-фронте», помимо их оперативных итогов, стали первым пробным камнем с точки зрения становления взаимоотношений двух военачальников, которых судьба, как говорится, поставила в одну упряжку.
Наступление с самого начала развивалось трудно. Для наращивания силы удара командующий фронтом уже в первый день операции распорядился ввести в дело второй эшелон фронта — 2-ю гвардейскую армию. Позже сам он сожалел, что это было сделано преждевременно. Однако и других решений в той конкретной обстановке не виделось. Необходимо было наращивать силу удара. Однако и движение 2-й гвардейской армии вскоре застопорилось при усиливавшемся с каждым часом сопротивлении пехоты противника, под непрерывными бомбежками его авиации.