Зато отношения генерал-полковника Бирюзова с руководителями народной Болгарии, особенно с Георгием Димитровым, отличались большой теплотой и сердечностью. Они видели в Бирюзове своего друга, высоко ценили его как представителя великого Советского Союза, всемерно помогавшего становлению народной Болгарии на социалистические рельсы. И когда пришло время покидать Болгарию, грудь Бирюзова украшали два высших болгарских ордена, он был удостоен звания Почетного гражданина Софии. «Его имя будет сиять в неувядающем венке болгаро-советской дружбы» — так оценила деятельность Бирюзова в Болгарии Цола Драгойчева, председатель Всенародного комитета болгаро-советской дружбы.
Болгарский период на всю жизнь оставил след в сердце Бирюзова. «Болгария — любовь моя» — так назвал он последнюю главу своей книги воспоминаний «Советский солдат на Балканах». «Крепкая любовь к ней, — писал он о Болгарии, — к ее чудесному народу сохранилась в моем сердце навсегда. Меня и ныне глубоко волнует любой успех, любое достижение Болгарии, каждый ее новый шаг вперед».
Бирюзов служил в Советской Армии до конца своей жизни. По прибытии из Болгарии командовал Приморским военным округом, затем был заместителем главнокомандующего Сухопутных войск, возглавлял Центральную группу войск. Как всегда, он отдавал службе весь свой опыт, несгибаемую волю, огромную энергию, обширные знания.
Адмирал Владимир ТРИБУЦ
В береговом флагманском командном пункте Краснознаменного Балтийского флота, оборудованном неподалеку от Таллина в бетонном каземате батареи, сохранившейся со времен первой мировой войны, не умолкая, звенели телефоны. Одна за другой поступали телеграммы.
«Атакован торпедными катерами, тону», — радировал шедший с грузом леса транспорт «Гайсма».
«Бомбы упали на военный городок и в районе аэродрома», — сообщал из Либавы командир военно-морской базы капитан 1-го ранга М. С. Клевенский.
«Сброшено шестнадцать немецких мин при входе на Кронштадтскпй рейд. Фарватер остался чистым», — доложил начальник штаба Кронштадтской базы капитан 2-го ранга Ф. В. Зозуля.
Таких сообщений становилось все больше, и командующий флотом Трибуц приказал немедленно соединить его по телефону с Москвой.
Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов, выслушав доклад Трибуца, ответил: «Началась война. Германские войска атакуют все наши западные границы».
Получив от наркома необходимые указания, Владимир Филиппович Трибуц, высокий, сухощавый вице-адмирал, подошел к большому столу с картой и, хмурясь, стал ее рассматривать. Теперь все прояснилось: немецкие силы начали боевые действия — телеграммы и пометки на картах свидетельствовали об их широких масштабах. «Срочно подготовить телеграмму по флоту!» — приказал он начальнику штаба контр-адмиралу Ю. А. Пантелееву и через несколько минут подписал ее текст: «Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать противника». Трибуц взглянул на часы. Начинался шестой час новых суток — 22 июня 1941 года.
Томившая в последние месяцы неясность в обстановке, ожидание грозных событий остались позади. А томиться было отчего. Трибуц знал о сосредоточении фашистских войск Германии у советских границ, о маневрах вблизи от балтийских баз немецких военных кораблей.
Знал о зачастивших на Моонзундские острова «гостях» из Германии. Выдавали они себя за родственников погибших здесь когда-то солдат и офицеров, искали будто бы останки родственников, а сами стремились узнать побольше об укреплениях, держались поближе к военным объектам. В финские порты перебазировались немецкие корабли. А фашистские самолеты стали летать в устье Финского залива и к Либаве.
Начало военных действий Балтийский флот встретил в определенной готовности. Командование, штаб и политуправление флота успели немало сделать: освоены новые места базирования, проведены учения, тщательно разработаны оперативные документы. Первоначальный ход войны подтвердил правильность принятого Трибуцем решения, согласно которому в конце мая крейсеры, эсминцы и большинство подводных лодок были переведены из передовой базы Либавы в более отдаленную и лучше оснащенную средствами противовоздушной обороны Ригу, а из Таллина в тыловой Кронштадт — линкор «Марат» и минный заградитель «Ока».
С 19 июня руководящие работники флота и соединений разместились на командных пунктах, корабли получили все необходимое для боя. 21 июня в 20 часов позвонил Кузнецов. «Не исключено, что ночью Германия нападет на нас, — сказал нарком. — Приказываю привести флот в боевую готовность». К исходу дня все части флота — корабли, авиация, береговая оборона — изготовились к отпору противнику.
Теперь флот пришел в движение: подводные лодки вышли на позиции, бомбардировщики вылетели для минных постановок, усилился дозор надводных кораблей.
В шесть утра из Главного штаба ВМФ поступил приказ поставить мины в устье Финского залива и начать развертывание кораблей для действий на коммуникациях противника. Отдав необходимые распоряжения, Трибуа, направился на корабли, чтобы встретиться с командирами, политработниками, краснофлотцами.
Настроенпе моряков, доложили командующему на кораблях, боевое, особенно на тех, что должны были уходить в море. Из гавани он заехал на КП флота и вернулся в Таллин, чтобы быть на заседании ЦК Компартии и Совета Народных Комиссаров Эстонии.
Вечером — снова телеграммы, указания, звонки. Один из них, наверное, в другое время заставил бы порадоваться. Из Ленинграда сообщили, что у него родилась дочь.
Он отреагировал на этот звонок, как на другие, обычные, не требующие его вмешательства, коротким «хорошо». Личное уходило на второй план. С женой он встретился только в 1942 году — она прилетела к нему в блокированный Ленинград. Дочку впервые увидел, когда ей исполнилось два годика…
Многое из того, что намечалось в мирное время по развертыванию флота на случай войны, теперь оказалось неосуществимым: военные действия приняли совсем иной ход, чем предполагалось. Балтийцы готовились к наступательным действиям в устье Финского залива, а вместо этого с первых дней войны кораблям пришлось участвовать в защите побережья и военно-морских баз. И все же флот не только оборонялся, но и наступал. 23 июня балтийские летчики нанесли мощный удар по немецкому порту Мемель, 25-го совершили налеты на 19 аэродромом на территории Финляндии и Норвегии, на которых базировался 5-й воздушный флот Германии. Подводные лодки ставили мины на коммуникациях врага. С-11 потопила вражеский надводный корабль, Щ-307 — подводную лодку, С-4 — военный транспорт. Флотская авиация нанесла ряд мощных ударов по вражеским военно-морским базам.
Враг, имевший значительное превосходство в силах, наступал. В конце июня позвонил Кузнецов и приказал: «Таллин, Ханко, острова Эзель и Даго удерживать до последней возможности». Трибуц принял решительные меры по усилению этой возможности: спешно достраивались батареи, оборудовалась противодесантная оборона и позиции для сухопутных частей. Первые попытки противника захватить некоторые острова были успешно отражены.
Командующий флотом много времени проводил в соединениях, особенно там, где усложнялась обстановка. Таким местом в начале июля стал полуостров Ханко (Гангут). Днем и ночью здесь гремела артиллерийская перестрелка, настойчивее становились атаки противника на всем 22-километровом участке перешейка полуострова.
Вечером 10 июля Трибуц вместе с начальником тыла флота генерал-майором М. И. Москаленко на торпедных катерах прибыли на полуостров. Ознакомившись с обстановкой, Трибуц поставил гарнизону задачу, которая па первый взгляд казалась, пожалуй, необычной — развернуть наступательные действия. (Это в условиях полуокружения и при ограниченных силах и средствах!)
— Противник наступает на Карельском перешейке, создает угрозу Ленинграду, — говорил Трибуц командующему обороной Ханко генералу G. И. Кабанову. — Ваша задача: оттянуть на себя как можно больше войск противника. Своей активностью заставьте врага усилить противостоящую Ханко группировку.