– Вернись на землю! – засмеялся Бойко.
– А я на земле. Потому и заглядываю в будущее. Сейчас же… Сейчас мы уже можем успешно использовать танки и в обороне, даже при том, что у нас их намного меньше, чем у немцев. Танки! Да они такое могут! Что такое война танков? Это прежде всего искусное использование маневра, скоростей, молниеносные решения и изощренная хитрость. Это главное и в наступлении, и в обороне, при превосходстве в танках, и когда их мало – тут это даже важнее. Все дело в том, кто практически лучше это освоит – мы или противник. Поэтому я сегодня, как ты сказал, и перехватил.
Засиделись за полночь. Катуков тогда, что говорится, разошелся – говорил о вымученном, тщательно взвешенном долгими раздумьями, не раз проверенном на учениях – о непрерывной разведке, взаимодействии танков с пехотой и артиллерией, различных приемах танковых засад – обо всем, что его собеседники давно знали от него самого и чему вместе с ним учили бригаду. Они понимали, что Катуков, как это бывает с людьми, долго сосредоточенными на какой-либо идее, говорил больше самому себе. Но и они увлеклись – идеи Катукова в процессе боевой учебы бригады стали их собственными.
– Плохо, очень плохо, что это у нас не получилось в масштабе всей войны, но формулу я считаю правильной. Воевать надо малой кровью, – убежденно говорил Катуков. – И сейчас от этой формулы не нужно отказываться. Во всяком случае, наша бригада должна воевать именно так.
Вспоминая сейчас этот разговор, Катуков почувствовал себя неловко. «Занесло меня тогда, – досадовал он. – Может быть, уже завтра за все эти слова придется ответ перед своей совестью держать, доказывать на деле свою правоту». Но в правоте своей Катуков был уверен и досадовал потому, что, как ему казалось, говорил тогда несколько выспренне, а этого он терпеть не мог. «Расхвастался, едучи на рать», – мысленно ворчал он на себя.
В купе вошел Бойко.
– Отоспался, Михаил Ефимович? Подъезжаем к Мценску.
– Вижу, – ответил Катуков, кивнув на окно, за которым проплывали пепелища с обугленными трубами, воронки на улицах маленького городка. – Все. Отсюда своим ходом.
Собравшись в штабном автобусе, Катуков, Кульвинский и Никитин начали обсуждать план разведки. В это время в автобус вошел приземистый человек в красноармейской плащ-палатке и каске. Это был генерал-майор Лелюшенко. Тут же провели короткое совещание.
– До вас в город вошел батальон курсантов Тульского оружейно-технического училища. На сегодня ваша бригада и этот батальон – все наши наличные силы, – информировал Лелюшенко. – Другие части и соединения корпуса на подходе. У вас, товарищ Катуков, есть соображения?
– Разведка, разумеется, в первую очередь разведка.
Утром 4 октября Катуков направил в сторону Орла две группы танков с десантами по роте мотопехоты. Одной из них командовал капитан Гусев, другой – старший лейтенант Бурда. Сам Катуков вместе с Никитиным выехал вслед за разведкой для изучения местности. Примеряясь к разным рубежам, они наконец выбрали наиболее удобный для обороны – в пяти километрах от Орла по северному берегу реки Оптуха, неподалеку от села Ивановского.
К вечеру к рубежу подтянулись все части бригады и сразу же приступили к оборудованию позиций. В ночной темноте рыли траншеи глубокого профиля, ложные окопы, ранним утром расставили танковые засады и артиллерию. Соседей справа и слева бригада не имела. Поэтому Катуков организовал тщательную разведку, приказал выдвинуть на фланги танковые засады. Он поспевал всюду и каждый раз убеждался, что все делается быстро, сноровисто и как надо: засады имели по две-три хорошо замаскированные позиции, артиллерия – продуманные пути для маневрирования. Словом, учеба в лагере под Сталинградом давала свои плоды.
Вскоре стали поступать сведения от капитана Гусева. Он поставил танки в засаду вдоль шоссе на выходе из Орла. Ночью послышался лязг гусениц и шум моторов. Вышедшая из-за туч луна осветила шоссе: по нему быстро двигалось десять танков. «Разведка!» – решил Гусев и приказал открыть огонь. Постоянно меняя позиции, экипажи Гусева уничтожили четыре вражеских танка. Остальные поспешно вернулись назад.
Катуков был недоволен действиями разведчиков. Конкретных данных капитан Гусев не добыл, с группой Бурды вообще связи не было. Но кое-что все же прояснилось. Во-первых, подтвердилось, что в Орле сосредоточены крупные силы противника. Во-вторых, противник выслал разведку. Значит, задерживаться в Орле не намерен.
И действительно, всю ночь на 5 октября вражеские разведывательные группы пытались прощупать оборону бригады. Часам к десяти утра, когда кончился дождь и небо прояснилось, загрохотала артиллерия противника, в небе появились ею бомбардировщики. Немало авиабомб и снарядов упало на ложные позиции. И вообще, сказались правильное устройство укрытий и тщательная маскировка: сколько-нибудь существенного ущерба от артиллерийской и авиационной подготовки противника бригада не понесла.
Вскоре перед позициями мотострелкового батальона появились танки противника, за ними густой россыпью двигалась мотопехота. Катуков с Кульвинским были в это время на переднем крае мотострелков. Кулъвинскии насчитал около 40 одних лишь танков и, пожалуй, столько же, еслп не больше, бронемашин и бронетранспортеров.
Пригнувшись, они побежали в КП, но, очевидно, ненецкие артиллеристы заметили их: снаряды стали рваться все ближе. Рядом тянули кабель двое связистов.
– Ложись! – крикнул Катуков и бросился в обочину. Он увидел, как оба связиста упали, скошенные разорвавшимися рядом снарядами.
– Кульвинский!
– Тут я. Жив.
– Быстро кустами на КП!
С командного пункта поле боя просматривалось хорошо: вражеские танки ворвались на позиции мотострелкового батальона. Как бились мотострелки, было видно по нескольким горевшим немецким танкам. Отдав по радио приказ ввести в бой танковые засады, Катуков прильнул к биноклю и увидел, как почти одновременно из-за пригорка выскочило несколько тридцатьчетверок. Почти каждый их выстрел поражал вражеский тапк. Юркие, стремительные, они выскакивали из-за сараев, кустарников, стогов сена, делали по нескольку выстрелов и исчезали. Тут же они появлялись вновь, но уже с других позиций. Строй вражеских танков смешался, некоторые из них горели густыми черными кострами. Цепи фашистских автоматчиков залегали, поднимались и вновь залегали, прижимаемые пулеметным огнем.