24 апреля 1942 года вице-адмирала Октябрьского вызвали в Краснодар, где в это время находились главком стратегического направления Маршал Советского Союза С. М. Буденный и нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов. Выслушав доклад о состоянии флота, о перевозках в Керчь и об обороне Севастополя, Буденный сказал:
- Командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Козлов убежден, что ему удастся наступление из Керчи на Симферополь, затем и на Бахчисарай. Севастополь будет деблокирован. Как, продержитесь?
- Безусловно, - ответил Октябрьский. - Я твердо уверен в прочности обороны Севастополя. Об одном только прошу: не ослаблять вашу Приморскую армию и не отвлекать ее крупных сил для наступления на Симферополь.
- Хорошо, - согласился маршал и улыбнулся. - Осторожничаешь. Засиделся в обороне.
В тот час никто из троих участников этого разговора, конечно, не мог предположить, что спустя две недели фашисты внезапным ударом прорвут Крымский фронт и вынудят его войска эвакуироваться на Таманский полуостров. Но тогдашняя просьба Октябрьского стала потом особенно понятной: враг не решился после взятия Керчи с ходу наступать на Тамань, пока у него в тылу оставался сражающийся Севастополь.
Вернувшись с Кавказа в Севастополь, Октябрьский с новой энергией занялся укреплением его обороны. Он решил лично осмотреть передний край и отправился в третий сектор - туда, где враг неоднократно наносил сильнейшие удары.
- Давайте, Иван Ефимович, побываем у чапаевцев, - сказал адмирал, обращаясь к командиру Приморской. - Они могут оказаться как раз на направлении главного удара.
Речь шла о 25-й Чапаевской дивизии, которой во время обороны Одессы командовал сам И. Е. Петров, а ныне - комендант третьего сектора генерал-майор Т. К. Коломиец.
Они прошли по отрытым в рост человека траншеям первой линии обороны. Увидев, что из траншеи к ничейной полосе тянется ход, а в стороне проложен провод, Октябрьский спросил:
- А это зачем?
- У нас отрыты парные окопы, - ответил комендант. - Фашисты начинают артобстрел линии траншей, а наши бойцы в этих дубль-окопах. А провода, которые вы видите, идут к истребителям танков.
Адмирал не сразу рассмотрел их ячейки: так тщательно все было замаскировано.
Показали командующему и "невидимые батареи": потайные фугасы-камнеметы, созданные армейскими инженерами и артиллеристами. Бойцы вырывали котлован, укладывали в него взрывчатку (бывало, и извлеченную из старых морских мин), сверху клали бревна, а на них - крупные камни. Эти фугасы взрывались по проводам, когда враг шел в атаку, и приносили ему немалые потери. Зашел при осмотре переднего края и такой разговор. Обращаясь к И. Е. Петрову, комендант сказал:
- У нас, в третьем секторе, бригада и два полка морской пехоты. Прибывшие с пополнением моряки переодеты в армейскую форму.
- Правильно, - заметил командарм. - В защитной одежде меньше потерь будет, да и единообразие важно.
- Это понятно, но матросы просят оставить им тельняшки и бескозырки.
- Зачем?
- В атаку ходить. Очень боятся фашисты таких атак. Черными дьяволами зовут моряков.
- Знаю, знаю, - заключил разговор Петров и приказал оставить морякам тельняшки и бескозырки.
Командующему флотом, конечно, пришелся по душе этот диалог.
17 мая 1942 года Октябрьский собрал Военный совет.
- Керчь готовится к эвакуации, - объявил он. - Противник вновь стягивает силы к Севастополю. Следует ожидать нового штурма. Я призываю всех встретить нависшую угрозу с полным сознанием долга, во всеоружии.
Эти слова командующий повторил на совещании командиров, политработников и партийного актива города. В гарнизоне были проведены собрания делегатов от частей и кораблей. Защитники Севастополя поклялись стоять насмерть.
Спустя три дня противник начал сильнейшую авиационно-артиллерийскую подготовку штурма города. Она продолжалась восемнадцать суток. Впоследствии Манштейн отмечал, что во вторую мировую войну немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии, как в наступлении на Севастополь. Только за пять дней на город и боевые позиции наших войск было сброшено сорок восемь тысяч бомб и сто двадцать шесть тысяч снарядов. В иные дни на Севастополь налетало до трехсот самолетов.
Казалось, в этом кромешном аду, когда сами скалы дрожат от разрывов бомб и снарядов, а солнце не видно за клубами дыма и пыли, ничто живое не может сохраниться. Но защитники Севастополя - солдаты и матросы, командиры и политработники, жители города - но пали духом, с еще большей яростью сражались с врагом, отважно выполняли свой долг на переднем крае и на городских улицах, на боевых постах кораблей и в подземных спецкомбинатах.
На рассвете 7 июня командарм Приморской генерал-лейтенант Петров доложил на флагманский командный пункт о том, что противник возобновил атаки на сухопутном фронте. Сначала можно было подумать, что он прощупывает слабые места. Но анализ обстановки на переднем крае, а также обострившаяся за год войны интуиция подсказывали Октябрьскому, что на сей раз фашисты пошли на штурм. Он спросил мнение командарма о направлении главного удара. Петров полагал, что главный удар наносится с севера, в четвертом секторе.
- Особенно сильно противник атакует в районе станции Мекензиевы горы, - сказал он.
- Это же в трех километрах от Северной бухты, Иван Ефимович.
- Понимаю, Филипп Сергеевич. Сейчас буду говорить с комендантами секторов.
- Скажите им, что дальше отходить некуда. А я поговорю с Моргуновым.
- Он рядом. Передаю ему трубку.
- Все батареи береговой обороны ведут огонь по атакующим, - сообщил генерал-майор П. А. Моргунов. - И не только береговые батареи. Триста шестьдесят пятая зенитная бьет и по самолетам, и по танкам.
- А как тридцатая?
- Капитан Александер доложил, что ведет огонь и пока фашистов вблизи не наблюдает.
- Следите за обстановкой на тридцатой, Петр Алексеевич, - закончил разговор командующий.
Две дальнобойные башенные батареи - 30 и 35-я были гордостью береговой обороны флота. Они с двух сторон прикрывали подходы к Севастополю с моря. По существу, это были небольшие, полностью автономные артиллерийские форты. Четыре двенадцатидюймовых орудия в башнях, казематы и погреба, электростанция и центральный пост, рубка и подземные переходы - многое здесь напоминало корабль. Октябрьский любил во время учений бывать на этих батареях, заботился о том, чтобы каждый офицер береговой обороны, подобно командиру 30-й батареи капитану Г. А. Александеру, был виртуозным снайпером в стрельбе по морским целям. Но теперь Александеру пришлось повернуть башни в сторону суши. И снова тридцатая снайперски разила врага. Ее меткий сокрушительный огонь не только вызывал страх у фашистов на переднем крае, но и сильно тревожил высшее командование противника.