Пришедшие с гор сведения заставили генерал-аншефа отделить от себя арьергардный отряд генерал-майора Булгакова. Ему было приказано расположиться («стать на квартиры») в Кубинском ханстве и оттуда «наблюдать» за действиями бежавшего дербентского владельца, а также его союзника — хана Казикумыкского. Булгакову предписывалось в случае их «нападательных» действий принять ответные и самые решительные меры.
15 июня Каспийская военная флотилия под флагом адмирала Федорова стала спускаться вдоль Кавказского побережья на юг к городу Баку. Флотилия имела в своем составе четыре вымпела — фрегат с сильной артиллерией и три военные шхуны.
На судах находился сильный десантный отряд: 700 человек бывших запорожцев, по воле Императрицы Екатерины II превратившихся в казаков^Черноморцев. Они находились в Каспийском походе под командЪванием полковника Головатого. В состав десантных сил входили также две роты Кабардинского пехотного полка.
На следующий день, 16 июня, в ставку главнокомандующего прибыли партии платовских казаков из Баку и города Шемахи. Они привезли с собой хорошие вести.
С первой казачьей партией приехал окруженный большой свитой бакинский хан, который просил принять его под «высокое» покровительство Российского государства, чем, впрочем, владелец Бакинского ханства пользовался и прежде.
В доказательство своей преданности и усердия как вассала хан Баку представил следующее. Когда персидский шах Ага-Магомед-хан наступал на него с конной армией, то он постарался во всем угодить ему и тем отвлек персидского владыку от намерения идти на помощь осажденному русскими Дербенту. А когда получил «приятное» известие о взятии Золотых ворот Кавказа, запиравших собой вход в Закавказье, то в знак великой радости приказал стрелять из пушки.
Другая казачья партия, возвратившаяся из города Шемахи, донесла, что дорога к нему весьма плохая. Но верстах в 30 от столицы Шемахинского ханства расположено лесное урочище Курт-Булак с множеством родников, с чистейшей питьевой водой и отменным подножным кормом для лошадей. В урочище можно было расположить со всеми походными удобствами боль-
шой военный лагерь. К тому же оно находилось в удобном месте, рядом проходило несколько дорог.
Это сообщение сильно обрадовало русского главнокомандующего, обеспокоенного дальнейшими перспективами продолжения Персидского похода. Трава в закавказских степях уже выгорела, и все труднее было в кавалерийских и казачьих полках находить корм коням, не говоря уже об обозных верблюдах и волах. Запасов фуража в корпусных тылах не было уже давно.
Кроме того, доносил начальник второй платовской казачьей партии, местный хан также изъявил покорность и желание встать под «высокую» руку России. Он даже сделал поистине широкий и дружественный жест: каждому казаку выдал по рублю денег серебром, а их усталых лошадей заменил на своих, свежих. На Востоке подобное означало очень многое.
К генерал-аншефу Валериану Зубову прибыл также знатный посол от ширванского хана Мустафы. Прибывший ханский посланник в доказательство усердия своего владельца на пользу России привел следующий случай. Во время последнего нашествия персидских конных полчищ на Закавказье хан Ширвана вместе со своими подданными укрылся от врага в горах и находился там с половины февраля до весны. Действиями отрядов ширванских воинов хан препятствовал шаху Персии в продвижении за Дербент, при этом было уничтожено три тысячи вражеских конников. За это Ага-Магомед-хан на обратном пути из разгромленного Тифлиса разорил город Шемаху до основания. Посол просил Зубова не сомневаться в самых дружественных чувствах ширванского населения и его владыки к России.
Оно в действительности так и было. Граф Валериан Зубов благосклонно выслушал бека-посланника, одарил его и обещал правителю ханства всяческое пособие. С чем тот и возвратился к Мустафе-хану Ширванскому, одному из самых влиятельных владельцев в землях Северного Азербайджана.
НУРИ-АЛИ-ХАН, ШИХ-АЛИ-ХАН И ДРУГИЕ
Валериану Зубову вскоре пришлось на себе испытать все вероломство восточных правителей за доверчивость к ним. Причем измена свила гнездо в самом русском походном лагере, и генерал-аншеф чуть не поплатился за дела свои собственной жизнью.