— Товарищи! — начал Кузнецов, стараясь получше рассмотреть скрытые утренними сумерками лица бойцов и командиров. — Знаю, ваше прощание с кораблями, боевыми товарищами было нелегким. Но Родина позвала туда, где всего труднее. В опасности Москва. Вся страна с надеждой смотрит на ее защитников. Направив вас сюда, флот ждет добрых вестей. Не посрамим же флот!
Громкое «ура!» стало ответом на горячую речь наркома.
Поистине массовый героизм проявили флотские формирования в битве за Москву. Верность морским традициям проявилась во всем, даже в стремлении идти в бой в полосатых тельняшках, — пусть враг знает, с кем имеет дело!
Николай Герасимович, сам недавний тихоокеанец, всегда с особым пристрастием интересовался боевыми делами тихоокеанцев. Одну из сформированных на Тихоокеанском флоте бригад возглавлял полковник Молев. Кузнецов хорошо знал, что в годы гражданской войны Молев командовал батальоном в Первой Конной. Волею судеб оказавшись на флоте, ветеран помнил свою боевую молодость. И когда вновь пришлось сражаться на сухопутье, сумел доказать свою тактическую зрелость. Бригада под его командованием показывала образцы героизма. И вдруг докладывают: Молев погиб.
— Как погиб? Быть не может! Уточните.
Уточнили. Все верно. В тяжелейших боях за Клин моряки получили задачу выбить фашистов из села Борисоглебское. Комбриг несколько раз сам водил бойцов в атаку. Последними в его жизни были слова:
— Товарищи, вперед!
Как личное большое горе воспринял геройскую гибель комбрига Николай Герасимович. Но его слова «Товарищи, вперед!» вселяли уверенность в том, что никакие испытания не сломят наших бойцов и командиров. Даже расставаясь с жизнью, они думали о победе над врагом.
В один из декабрьских дней наркому доложили о трофее, добытом тихоокеанцами в жестоком встречном бою.
— Давайте-ка сюда, — с нескрываемым интересом произнес Кузнецов.
В кабинет внесли комплект парадного обмундирования гитлеровского офицера.
— Что за тряпье? — нахмурился нарком.
— Так это и есть трофей, товарищ народный комиссар. На четвертые сутки боя в селе Языково взят, в штабном вагоне такого тряпья навалом оказалось. Для парада в Москве уготовлено было.
Только теперь фашисту не до парада — дай бог ноги унести.
— Да, бегут волки. Скалятся, но бегут. Смотрел вчера фотоснимки нашей воздушной разведки. Драп у фрица отменный. А ведь это всего лишь начало. Такое ли еще увидим!
Выполняя ответственные поручения Ставки Верховного Главнокомандования, Кузнецов активно влияет на организацию отпора врагу в районе Керчи, Севастополя, прилагает неимоверные усилия для создания Ладожской, Волжской, других флотилий, организации морских перевозок на Севере…
В августе 1942 года его видят в Новороссийске. В те дни как никогда была ощутима роль Черноморского флота в обороне Кавказа. Флот не дал гитлеровцам воспользоваться портами и прибрежными коммуникациями, когда они были позарез нужны противнику для поддержки продвижения войск по суше.
Вместе с командующим авиацией ВМФ нарком наблюдал за воздушным боем над городом. На их глазах два фашистских стервятника, сбитые нашими летчиками, рухнули в Цемесскую бухту. Но в город вражеские самолеты все же прорвались. Сброшенные ими бомбы вызвали пожары и разрушения.
— Что-то зачастил сюда фриц, — командующий авиацией, явно недовольный исходом боя, тем не менее вступился за своих летчиков. — Подлетное время у него небольшое, ведь с крымских аэродромов действует. Элемент неожиданности использует.
— Элемент элементом, а как вы думаете, чего ради он столько сил на Новороссийск тратит?
— Очевидно, хочет сорвать наши перевозки в Керчь.
— Логично, — согласился Кузнецов. Но тут же добавил: — Все внимание пока сосредоточено на обороне Керченского полуострова. А каковы дальнейшие намерения противника? Неясны они для нас. Вот над чем надо думать.
Тревожные предположения Кузнецова о возможных изменениях событий на южном фланге фронта подтвердило развернувшееся наступление гитлеровцев на Сталинград и Кавказ. Реальная угроза нависла над побережьем Кавказа и его портами. Новороссийск стал крайне необходим фашистам, чтобы обеспечить снабжение морским путем своей армии, когда она двинется вдоль побережья на юг.
— Немцы не должны завладеть Новороссийском, — выслушав доклад Кузнецова об увиденном и его соображения относительно планов противника, сказал Верховный Главнокомандующий. — Что для этого собирается сделать флот?
— Просим разрешения Ставки на создание Новороссийского оборонительного района.
Основываясь на приобретенном боевом опыте, нарком уделил максимум внимания повышению роли береговой артиллерии. Из стационарных и подвижных батарей были сколочены два дивизиона. Впоследствии они не раз выручали защитников базы.
Но натиск врага был столь велик, что стволы наших орудий порой накалялись докрасна. Гитлеровцы не считались с потерями и бросали в сражение все новые и новые силы.
— Город в руках противника, — докладывали наркому. — Мы владеем только берегом Цемесской бухты.
— Нет, город наш. И будет наш, покуда за спиной у нас море. А вот немцам моря не видать. Потому что начинается оно с берега.
Ни один фашистский корабль не вошел в Новороссийский порт. Да и в самом городе захватчики чувствовали себя, как на раскаленной сковородке — каждый квартал его простреливался нашей артиллерией.
— Какой лозунг у защитников Новороссийска? — разговаривая по телефону с руководителями оборонительного района, поинтересовался нарком.
— Лозунг у нас один, — был ответ: — «Стоять насмерть!»
— Что ж, он сделал свое дело. Но теперь его пора сменить на призыв: «Вперед, на запад!»
…Телеграмма, поступившая из штаба Волжской военной флотилии, бросила Кузнецова в жар. Поднявшись из-за стола, он медленно подошел к окну и с силой распахнул обе створки. Легкий майский ветер ворвался в кабинет. В предзакатных лучах солнца билась нежная листва обрадовавшегося теплу старого тополя. Но, упершись недвижным взглядом в крону дерева, Николай Герасимович жил сейчас Волгой. Огненные языки разлившейся по реке нефти нещадно жгли сердце. Сорок нефтяных барж, застрявших вследствие ударов фашистской авиации в районе Каменного Яра, были немым укором и морякам Волжской флотилии, и Главному штабу ВМФ.
— Чем располагает противник, действуя против нас на Волге?
Адмирал, пришедший на доклад к Кузнецову, коротко обрисовал обстановку:
— По данным разведки, для операций на Волге немцы выделили более ста самолетов. Они наносят удары по караванам с горючим, начали минирование фарватера.
— Все говорит о том, что противник придает большое значение выводу из строя стратегической водной магистрали. Поперек горла она ему стала. А вот мы посчитали Волгу глубоким тылом. И за это сурово наказаны. Если нефтеналивные суда застрянут на Волге, станет и фронт. Без топлива самолеты и танки — мертвый металл.
Наркомат ВМФ охватило серьезное беспокойство. Опасность, нависшая над главной водной магистралью страны, побуждала к немедленному действию. А вскоре и в Государственном Комитете Обороны встал вопрос о плавании по Волге. Назревали крупные события в районе Курской дуги, и Волга в них должна была сыграть свою особую роль.
Однажды утром позвонили из секретариата Верховного Главнокомандующего:
— Немедленно приезжайте!
В Кремле находились члены ГКО и руководители Генерального штаба.
— О значении Волги и перевозок по ней вам, я думаю, говорить не нужно? — вопросительно глянув на Кузнецова, Верховный взял со стола телеграмму. — Так вот, эти перевозки под угрозой срыва. Вам надлежит выехать на место, разобраться во всем и принять самые решительные меры для обеспечения движения судов.
Прибыв на Волгу, Кузнецов не раз вспоминал эти слова Верховного Главнокомандующего, понимая, какую ответственность они возлагают лично на него.