— Я не могу вам этого сказать.
— При новых ударах противника вы бросите и новый рубеж.
— Мы находимся в стесненном положении. Можно крутиться и вертеться как хочешь. Но с этим положением следует кончать.
На следующий день фюрер сообщил, что вместе со своими советниками пришел к единому мнению, которое особенно поддержал генерал-полковник Гальдер. Даже при угрозе прорыва не следует осуществлять большого отступления, прежде всего учитывая невозвратимые потери в материально-технических средствах. Фюрер сказал, что у командира 6-го корпуса на сегодня нет ясной картины сложившейся обстановки, так как в связи со снежными заносами и плохой погодой ему не удалось побывать в передовых частях своих войск. Опыт показывает, сказал фюрер, что обстановка на следующий день часто бывает более благоприятной, чем представляется сразу после боя. Войска, отметил фюрер, еще и сегодня чувствуют свое превосходство над русскими, и было бы неверно осуществлять большое отступление. Все зависит от выигрыша времени, в течение которого маршевые батальоны могли бы создать заслоны и удержать позиции, пока не прибудут резервы. Речь идет о соединениях полного состава, прибывающих из Германии.
Фюрер признал, что войскам приходится тяжело, но при этом заметил, что часто поступают донесения о стремлении войск к отходу, но после принятия командованием решительных мер удается удерживать занимаемые позиции. 6-й корпус, сказал фюрер, вынужден был отойти после сильного разрушения населенных пунктов, дорог и т. д., но это не значит, что ему следует определить новый рубеж обороны. Противника нужно заставить проливать кровь на каждом шагу, и это мнение разделяет начальник штаба сухопутных сил.
Фон Клюге заметил, что генерал-полковник Штраус уже отдал приказ начать отход.
— Это невероятно, чтобы осуществлялся оперативный маневр без согласия высших командных инстанций сухопутных сил! — вознегодовал Гитлер. — Войска должны удерживать свои позиции.
Относительно отхода 4-й армии фюрер после уточнения некоторых вопросов отметил, что и здесь при отступлении потери материальной части приводят к такому сильному ослаблению войск, что он не может дать согласия на отход. Нужно, сказал он, собрать все, что возможно, чтобы оборонять Боровск и снова освободить дорогу на Малоярославец.
— Я должен доложить, что предвижу, что и в дальнейшем события будут развиваться неблагоприятно. Мы, конечно, будем делать все, что возможно. Я не знаю — и прошу не обижаться за это, — стоим ли мы на верном пути и должен ли приказ держаться быть в прямом значении слова выполнен любой ценой. Полосы действий дивизий настолько велики, что именно в этом заключается главная трудность.
— Если полосы действий в результате тактического отхода уменьшатся, то я соглашусь с таким отходом. Но прорывы должны быть ликвидированы. Необходимый частный отход не должен повлечь за собой общего отступления.
Фон Клюге еще раз подробно остановился на трудностях и опасности осуществления приказа держаться. Он выразил мнение, что слишком поздно менять что-либо в уже отданном приказе на отступление 9-й армии.
Фюрер повторил, что 6-й корпус может начать отход для создания сплошной линии обороны, но 9-я армия должна удерживать рубеж, на котором она получила приказ держаться.
Финал войны
В 1942 г. фон Клюге повезло чуть больше. Основные военные действия разворачивались на юге, а он вполне успешно отражал советское наступление под Ржевом и Белевом, а также другие контратакующие действия, но зимой его войска все же были вынуждены оставить город Великие Луки.
В 1943 г. фон Клюге высказывался против операции «Цитадель». Причем совещание в Мюнхене, посвященное этой операции, обернулось очередным столкновением с Гудерианом, который подробно описал случившееся: «Кроме совещания, носившего военный характер, я в этот день имел в Мюнхене еще и личную беседу: впервые после событий декабря 1941 г. я снова встретил фельдмаршала фон Клюге. Его недружелюбное приветствие снова разбередило мои старые раны. Я ответил очень холодно. После совещания господин фон Клюге пригласил меня в соседнюю комнату и спросил о причинах моей неприветливости. Мне пришлось ответить, что лежало у меня на душе против него. При этом я подчеркнул, что после того, как выяснились все обстоятельства событий, он должен дать разъяснение своего поведения в декабре 1941 г. Мы расстались, ничего не выяснив.
Спустя некоторое время меня посетил в Берлине Шмундт и дал мне прочитать письмо фельдмаршала фон Клюге к Гитлеру. Фон Клюге вызывал меня в этом письме на дуэль. Фон Клюге знал совершенно точно, что поединки запрещены и что Гитлер не потерпит, чтобы его генералы занимались этим во время войны. Тем не менее он выбрал Гитлера посредником.