— Елизар, Добрыня! — подойдя к борту, окликнул Александр.
Вид решительный, взгляд злой. Видно, что мается от бессилия. Сжимает свой карабин, оглаживает патронташи на груди и пистоли на поясе. Но ничего не предпринимает. И не предпримет. Инициатива среди лешаков приветствуется, но только разумная. За глупость же можно и головой поплатиться. А что горше всего, так и честным именем.
Редькин отвернулся, чтобы проследовать на нос и переговорить с взводным, вышедшим на корму. Встретился взглядом с девицей Ольгой. Сам не зная отчего, виновато улыбнулся уголками губ, легонько пожал понурыми плечами и едва заметно вздохнул, выражая сожаление по поводу собственного бездействия. И получил ожидаемо презрительный взгляд.
— Десятник, началось. Сейчас народу прибавится. Поворачивайтесь, принять надо всех, — приказал взводный.
— Слушаюсь, господин сержант! — Коль скоро к нему по званию, то и он вполне официально.
Тем временем на «Бобре» началась суета. Десяток Александра все время находился при караване. А вот второй и третий пребывали в разгоне, меняя друг друга на берегу и оповещая народ об эвакуации. Ну и отдыхая попеременно. Вот только кончился отдых у бойцов Митрофана. Настал самый ответственный момент.
Лешаки сдернули с картечниц парусиновые пологи. Тускло блеснули вороненые стволы с ребристыми радиаторами. Сыто лязгнули замки, принимая латунные гильзы с зарядами. И до этого вполне себе мирный пароходик вдруг превратился в хищника, ощетинившегося четырьмя грозными стволами.
Несмотря на весьма скромные размеры, скорострельность у этих пушечек просто запредельная. Порядка пятнадцати выстрелов в минуту, а это полторы тысячи пулевых картечин. Ничего подобного в мире нет. Даже самые скорострельные шведские пушки могли дать всего шесть выстрелов. И при этом по весу и размерам они схожи.
— Как на нас вышли? — встречая перепуганных беглецов, спросил Редькин.
— Так ребяток увидели. Сказали, что они лешаки псковские, и велели сюда идти. Мол, тут подберут, — ответил дюжий мужик с окровавленной повязкой на левой руке.
— Вот и ладно. Устраивайтесь. Федор! — позвал Александр.
— Я, господин десятник, — отозвался один из бойцов.
— Накорми их. Чай, всю ночь маялись.
— Слушаюсь.
— Слышь, мил человек, коли лешаки, стало быть, боярина Карпова людишками будете? — остановил Редькина раненый мужик.
— Мы не людишки его, — возразил Александр, — а дружинники. Разницу узри.
— Ага. Узрел, — легко и возбужденно согласился мужик. — Так а где же его остальная дружина? Я так разумею, сюда уже движется?
При этих словах не только новоприбывшие, но и остальные устремили на Редькина внимательные взгляды. Вот же. Ведь говорил уже. Но нет. Глядят, словно что новое хотят услышать.
— Не придет дружина боярина.
— Это как же так-то? — удивился мужик. — Завсегда Псков к Новгороду на помощь поспешал.
— Я уже устал на этот вопрос отвечать. Эвон других поспрашивай, ответят. Не захочешь с нами в Псков идти, дело твое. Накормить накормим, а там — вот тебе Бог, а вот порог.
Пройдя более ста верст по Шелони, за сутки подобрали неполные три сотни. Двадцать пять верст по Узе, и за пять часов число беженцев возросло до тысячи. На дощаниках уже мест почти не оставалось, и целая вереница из пары десятков разномастных лодок набралась.
Первый шлюз миновали без проблем. Если только не считать того, что, проведя два дощаника, пароход возвращался и цеплял вторую пару. Лодчонки проходили, уже набиваясь в свободное пространство. Но ничего так. За час управились.
Жители деревеньки при шлюзе даже не стали артачиться. Едва рассмотрели беженцев да перекинулись с ними парой слов, как тут же поспешили вязать узлы. Н-да. Русский человек — он такой. Замучаешься его корчевать с насиженного места. Но если он осознает необходимость, то сам подорвется, да с такой легкостью, что поди поспей за ним.
— Захар Ильич!
Они как раз подходили ко второму шлюзу, когда на берегу канала появился посыльный от Мурома.
— Говори, — подошел к борту дюжий сержант.
— Шведы. Рота драгун. В получасе пути отсюда, — четко и коротко доложил посыльный, двигаясь параллельно каравану.
Сейчас второй десяток собрался в один кулак и двигался по правому берегу реки. Нечего распыляться. Оно, конечно, беда может прийти и с другой стороны, но от Порхова все же вероятность куда как выше.
Опять же, собирать народ и дальше попросту не имело смысла. Всех не вывезешь. Места на дощаниках таяли весьма быстро. А еще предстояло собрать людей с четырех шлюзов на новгородской земле. Со всеми домочадцами сотни две народу получится. Не шутка. Поэтому сейчас лешаки выполняли роль бокового охранения.