Вчетвером мы излазили катакомбы вдоль и поперек, после чего я вычертил их подробный план. На прощание Бадаев намекнул, что если у меня возникнут вопросы, связанные с использованием имеющегося в моем распоряжении оружия, то я должен буду связаться с ним. Из этого нетрудно было заключить: в случае нашего ухода из Одессы он останется здесь для подпольной работы. Петров, приняв командование армией, получил, как я представляю, и документы, из которых явствовало, что к делам будущего подполья и технического обеспечения диверсий во вражеском тылу имеем отношение мы, Бадаев и Хренов. Видимо, потому он и пригласил меня на эту встречу. Вскоре мы подъехали к селу. Смеркалось. Небо обжигало зарево пожаров. Над головой пролетали снаряды и мины, посвистывали шальные осколки — всего в нескольких километрах отсюда пролегал оборонительный рубеж. Но весь этот антураж был настолько привычен, что мы попросту не замечали его. Петров приказал шоферу остановить машину. «Ну что, прогуляемся, Аркадий Федорович? Вечер-то какой — грех не пройтись». Не прошли мы и полусотни метров, как из темноты возникла человеческая фигура. Я сразу узнал Бадаева. Одет он был в гимнастерку, ладно облегающую широкую грудь, шаровары были заправлены в сапоги. Мы поздоровались, обменявшись крепким рукопожатием, и тут же приступили к деловому разговору. Петров передал капитану код, уговорились, как будет налажена радиосвязь.
Я рассказал, где будут производиться взрывы для прикрытия отхода наших войск. Посоветовал, как снабдить подпольщиков минами.
«И что самое важное для нас, — сказал я ему, — это узнать день и час, когда в штабе на Маразлиевской состоится какое-нибудь большое совещание с участием генералитета. Сообщение об этом нам надо получить хотя бы за полсуток до начала…» Весь наш разговор, — закончил свой рассказ Хренов, — занял с полчаса. Бадаев исчез так же внезапно, как и появился, — словно растворился во мраке…
Забегая вперед, скажу: 22 октября, уже под Севастополем, генералы Петров и Хренов получили радиограмму Бадаева, в ней говорилось о предстоящем совещании в доме с заложенным радиотелефугасом. Во время, когда проходило это совещание, по команде генерала Хренова был послан кодированный радиосигнал, на который было настроено приемное устройство в подвале на Маразлиевской. Взрыв был мощный; по донесениям наших разведчиков, под обломками погибло до 50 генералов и офицеров оккупационных войск.
Во время одной из моих поездок в Румынию в 1981 году я познакомился с бывшим румынским военным летчиком Георгием Команом. Ему уже семьдесят лет, но он по сей день сохранил спортивную форму — худощавый, подвижный. Сейчас он работает инженером в организации, тесно сотрудничающей с нами. Он не раз бывал в командировках в нашей стране. Так вот, рассказывая мне о боях под Одессой и о том, что происходило в городе после ухода нашей армии, Коман вдруг воскликнул: