Смею предположить, покойный являлся мужем Вашей сестры, также умершей. Сам он, ввиду каких-то семейных обстоятельств, не любил об этом распространяться. Тем не менее выражал надежду, что Вы, быть может, по-родственному соизволите взять на себя заботу о сироте-девочке, устроите жить в своих краях.
Именно поэтому я Вам и пишу.
Когда Вы получите это письмо, всё будет готово к отправке сироты. Если Вы соблаговолите её принять, пожалуйста, сразу подтвердите это ответным письмом. Времени у нас в обрез, так как супруги, которые отправляются в Ваши края и согласились взять девочку с собой, долго ждать не могут. Они довезут девочку до Бостона, а там посадят на поезд до Белдингвилля. Само собой, они сообщат Вам номер поезда и день прибытия.
Надеюсь на Ваш скорый и благоприятный ответ.
С уважением,
Мисс Полли нахмурилась, сложила письмо и сунула обратно в конверт. Ответное письмо она отправила ещё накануне. О да, она имеет представление о долге и порядочности и, конечно, приютит сироту. Даже если для этого потребуется пожертвовать собственным спокойствием.
Ещё некоторое время мисс Полли сидела с письмом в руках и вспоминала сестру Дженни. Как давно это было! Двадцатилетняя девушка огорошила семейство, заявив, что выходит замуж за молодого священника. Родители, естественно, были против. У них на примете имелся куда более подходящий жених для дочери – к тому же и богатый. Но Дженни слышать ничего не хотела. Не пойдёт за старика, хоть и при деньгах, и всё тут. Другое дело молодой пастор – энтузиаст, подающий надежды. Золотое сердце, полное любви. Естественно, Дженни выбрала его и отправилась на далёкий Юг в качестве верной миссионерской жены.
Потом произошёл разрыв. Мисс Полли, младшая в семье, прекрасно помнила, как случился этот разрыв, хотя тогда ей было не больше пятнадцати. Обиженное семейство решило вычеркнуть Дженни, жену нищего миссионера, из памяти. Какое-то время Дженни писала родителям. В частности, о том, что у неё опять родилась девочка, которую она назвала Поллианна. Двойное имя – в память о двух сестричках, умерших в младенчестве, – Полли и Анне. Это было её последнее письмо. Затем, спустя несколько лет, пришло короткое известие о её смерти. Об этом написал сам пастор. На этот раз на конверте стоял штамп этого самого захолустного городишки на далёком Западе.
Между тем для самих обитателей богатого дома на горе время как будто остановилось. Вот и сейчас, глядя из окна на простиравшуюся перед ней сколько хватало глаз долину, мисс Полли думала: вот прошло четверть века, а ничего не изменилось. Правда, теперь ей было не пятнадцать, а сорок. Одна-одинёшенька на целом свете. Мать, отец, сёстры – все давным-давно в могиле. Вот уже много лет она была хозяйкой этого громадного дома и приличного состояния.
Некоторые знакомые пытались её жалеть. Даже подыскивали кого-нибудь – просто для компании, – чтобы не коротать век в одиночестве. Но мисс Полли не нуждалась ни в жалости, ни в советах. Да и не чувствовала себя одинокой. Так и заявила. Это даже лучше – жить спокойной жизнью, ни от кого не зависеть.
И вот теперь…
Мисс Полли поднялась с места. С поджатыми губами, всё ещё продолжая хмуриться. Что бы там ни говорили, она не какая-нибудь бессердечная особа, не знающая, что такое чувство долга. Но и не размазня, позволяющая собой помыкать, однако…
И вот теперь… Поллианна!
Надо же было так назвать! До чего нелепое имя!
Глава II
Старик Том и Нэнси
Уж как Нэнси её скребла и мыла, эту комнатку на чердаке, особенно по углам. Не за страх, а за совесть. Наводила порядок с таким рвением, словно боролась не с пылью и паутиной, а с самой злючей хозяйкой. Даже на душе полегчало.
– На́ тебе, паутина! Получай, пыль! – весело приговаривала девушка, орудуя шваброй. – Прочь, моль и плесень! Полетят клочки по закоулочкам!
От одной мысли, что она устроит в этой комнатке уютное гнёздышко для славной маленькой девочки, у неё на душе звучала музыка. Подумать только: «одна обуза»! Надо же такое сказать! Ну уж нет!
Закончив уборку, Нэнси окинула критическим взглядом жалкую комнатёнку, ободранные стены.
– Ну что ж, – вздохнула она, – хотя бы чисто. Жаль, что малышке, да ещё сиротке, придётся жить в эдакой норе, да ничего не поделаешь!