Мужчина негромко рассмеялся. Даже Поллианне этот смех показался странным, хотя она и не знала (в отличие от самого мужчины), что улыбка уже много месяцев не появлялась на его губах.
— Так значит, ты хочешь, чтобы я поговорил с тобой, да? — спросил он чуть печально. — Ну что же, тогда придется поговорить. Да только я думаю, что такая милая маленькая леди могла бы найти себе для беседы кучу людей гораздо более приятных, чем такой старый охламон, как я.
— Но мне нравятся старые охл… — торопливо возразила Поллианна, — то есть я хочу сказать, старые , а кто такой охламон , я не знаю, так что не могу сказать, что они мне не нравятся. К тому же если вы охламон, то я думаю, охламоны мне нравятся. Во всяком случае, вы мне нравитесь, — закончила она, поудобнее усаживаясь на скамье, что придало ее словам особую убедительность.
— Хм! Весьма польщен, — иронически улыбнулся мужчина. Его лицо и слова выражали вежливое сомнение, но можно было заметить, что он сел на скамье прямее. — Так о чем же будем говорить?
— Это… это несущественно . Это слово значит, что мне все равно, ведь так? — ответила Поллианна, сияя улыбкой. — Тетя Полли говорит, что, о чем бы я ни заговорила, непременно начну рассказывать о дамах из благотворительного комитета. Но я думаю, это потому, что они первыми меня воспитывали. Вы так не думаете?.. Мы могли бы поговорить о приеме, который здесь устроен. Теперь, когда я уже познакомилась с одним из гостей, этот прием кажется мне совершенно замечательным!
— Прием?
— Ну да… этот прием… все эти люди, которые пришли сюда сегодня. Ведь здесь принимают гостей, да? Та дама сказала, что это для всех… так что я осталась… хотя еще не видела хозяина… то есть того, кто принимает гостей.
Губы мужчины дрогнули в улыбке.
— Что ж, моя маленькая леди, пожалуй, это действительно своего рода прием, но «хозяин», который устроил его — город Бостон. Это общественный парк, понимаешь? Он открыт для всех.
— Правда? Всегда? И я смогу приходить сюда всякий раз, когда захочу? Ах, ну просто замечательно! Это даже лучше, чем я себе представляла. Понимаете, я боялась, что больше не смогу сюда попасть — ну то есть в другой день. Но теперь я даже рада тому, что не знала об этом с самого начала, так как теперь мне еще приятнее. Ведь все приятное еще приятнее, если мы боимся, что оно перестанет быть приятным, правда?
— Может быть… если это действительно что-то приятное, — неохотно и немного угрюмо согласился мужчина.
— И я так думаю, — кивнула Поллианна, не обратив внимания на тон собеседника. — Разве здесь не великолепно, — продолжила она восторженно. — Интересно, знает ли об этом миссис Кэрью… то есть о том, что этот парк для всех. Я думаю, каждый захотел бы приходить сюда каждый день и просто сидеть и смотреть.
Лицо мужчины вдруг стало суровым.
— Остаются еще люди на свете, у которых есть работа… у которых есть и другие занятия, кроме того, чтобы просто приходить сюда, сидеть и глядеть. Вот только мне не довелось оказаться в их числе.
— Да? Ну так вы можете этому радоваться, — отозвалось Поллианна, следя восхищенным взглядом за проплывающей мимо лодкой.
Мужчина открыл было рот для гневного ответа, но не успел ничего сказать, так как Поллианна продолжила:
— Вот бы и мне так! А то надо вот ходить в школу. Конечно, школа мне нравится, но есть столько других занятий, которые нравятся мне гораздо больше… И все же я рада, что могу ходить в школу, особенно когда вспомню, как прошлой зимой думала, что никогда больше не смогу. Понимаете, я на время оказалась без ног… то есть я хочу сказать, что они не ходили. Только когда мы что-то теряем, нам становится ясно, как именно это было нам необходимо. Так же и с глазами. Вы когда-нибудь думали о том, как нам нужны глаза? Я — нет, пока не приехала в санаторий. Там была одна дама, которая за год до этого ослепла. Я хотела, чтобы она тоже начала играть в игру — то есть стала бы искать чему радоваться, но она ответила, что не может, а если я хочу понять почему , то могу попробовать на час завязать себе глаза платком. И я завязала. Это было ужасно! Вы когда-нибудь пробовали?
— Н-нет, не пробовал. — Лицо мужчины приобрело одновременно раздраженное и озадаченное выражение.
— Ну так и не пробуйте. Это ужасно! Невозможно ничего делать — ничего, что хочется. Но я выдержала целый час. И с тех пор мне так радостно… иногда, когда я вижу что-нибудь совершенно замечательное, как этот парк. Я так обрадовалась, когда его увидела, что чуть не заплакала оттого, что могу его видеть, понимаете?.. Впрочем, она тоже теперь играет в игру — та слепая дама. Мне мисс Уэтерби сказала.
— В… игру ?
— Да, в «игру в радость». Разве я вам еще не рассказала? То есть всегда находить во всем что-то такое, чему можно радоваться. Так вот она теперь тоже нашла кое-что… в своей слепоте, понимаете? Ее муж — один из тех, кто пишет законы, и она попросила его написать закон, который помог бы слепым, особенно маленьким детям. И даже пошла сама к тем, кто пишет законы, и рассказала им, каково это — быть слепым. И они его написали — этот закон. И сказали, что она сделала больше, чем любой другой, даже ее муж, для создания этого закона. И что если бы не она, никакого закона, возможно, вообще не было бы. Так что теперь она говорит, что даже рада, что потеряла зрение, потому что сумела благодаря этому помочь многим маленьким детям и теперь они не вырастут беспомощными слепцами, такими, как она сама. Вот видите, и она теперь играет в игру… Но боюсь, вы еще не совсем поняли, что это за игра, и сейчас я вам расскажу. Все началось так… — И, устремив взгляд на сверкающие в солнечных лучах красоты парка, Поллианна начала рассказ о той паре маленьких костылей, которые должны были быть куклой. Когда она умолкла, воцарилось молчание. Затем, немного неожиданно, мужчина поднялся на ноги.
— О, вы уже уходите?! — воскликнула она, явно разочарованная.
— Да, ухожу. — И он как-то странно улыбнулся, глядя ей в лицо сверху вниз.
— Но вы когда-нибудь вернетесь?
Он покачал головой, но снова усмехнулся.
— Надеюсь, что нет… и даже уверен в этом. Я сделал сегодня великое открытие. Перед этим я думал, что уже потерял все в этой жизни. Я думал, что для меня нигде нет места в этом мире после того, что было. Но я только что осознал, что у меня есть глаза, руки и ноги. И теперь я собираюсь ими воспользоваться… и заставить кого-нибудь понять, что я знаю, как надо ими пользоваться!
В следующую минуту его уже не было. «Какой странный человек! — подумала Поллианна. — Но все-таки он очень милый и к тому же особенный». — И она тоже встала, чтобы продолжить прогулку по парку. Теперь она снова была такой как обычно — веселой и бодрой — и шагала вперед с неустрашимостью человека, не знающего сомнений. Разве не сказал этот мужчина, что здесь общественный парк и что она имеет такое же право, как все, гулять в нем? Она приблизилась к пруду и по мостику перешла на другой берег к тому месту, откуда отплывали лодочки. Некоторое время она с удовольствием наблюдала за катающимися в лодках детьми, по-прежнему сохраняя бдительность в отношении возможного появления черных локонов Сузи Смит. Конечно, Поллианна и сама охотно прокатилось бы по пруду в одной из красивых лодочек, но объявление, вывешенное на пристани, гласило: «Цена билета — пять центов», а у нее не было с собой денег. Она пошла дальше и с надеждой улыбнулась, взглянув в лица нескольких женщин, а дважды даже сделала попытку заговорить. Но никто не заговорил с ней первым, а те, к кому она обратилась, лишь окинули ее холодным взглядом и отделалась односложными ответами. Вскоре Поллианна свернула в другую аллею. Там, в кресле на колесах, сидел какой-то бледный мальчик. Ей очень хотелось заговорить с ним, но он был так увлечен книжкой, которую читал, что, с минуту печально посмотрев на него, она отвернулась и отошла. Но прошло немного времени, и она неожиданно наткнулась на красивую, но печальную молодую девушку, которая сидела на скамье в полном одиночестве, бездумно уставившись в пространство, точно так же, как сидел недавний собеседник Поллианны. С радостным возгласом Поллианна поспешила к девушке.