Ночь с 6 на 7 февраля 2014 года
(продолжение)
***
– Кто майоршу не ебал? – спросил Бубенчик, обводя глазами толпу, плотно обступившую брезентовую площадку.
«Если майор, то ей за тридцать…».
Народ опять загудел, заулюлюкал: «Я-я-курва – блядво – гыдко маратыся-хай мусора-на палю-а я в дупу…».
– Поздно! – гаркнул Бубенчик, обрывая галдеж. – Эта сука три дня лежала пришпиленной в комнате релаксации, на третьем этаже, у медиков. Кто хотел – тот ходил. И не один раз.
Он довольно ощерился.
– А откуда мы знали… – зашумели в толпе. – Никто не сказал… Штабные, как всегда, первые…
– Нужно следить за новостями! – возразил Бубенчик. – Или ты хочешь, чтобы мы афиши по Майдану расклеили? И так несознательные писаки и каналы много лишнего себе позволяют. Нужно бы им язык укоротить.
***
Бубенчик оглядел присутствующих, ища добровольцев для праведной мести.
Затем подошел к распятой женщине. Та, видимо, почувствовала, содрогнулась, ожидая очередной порции унижения и боли. Но палач почти ласково потрепал ее по щеке, погладил растрепанные грязные волосы.
– На передовой бабы – дефицит. Мусора их по штабам прячут. Мы, конечно, закажем, чтобы притянули парочку ментовок. Или киевских босявок. А то разнежились тут при бандитской власти, от нас носы воротят. Интеллигенты опущенные, мать их!
Бубенчик ухватил женщину за волосы, поднял ее опущенное лицо. Смачно в него плюнул.
– Эта курва, – уже отработанный материал. Она свое удовольствие от козакив получила.
Бубенчик размахнулся и хлестко ударил женщину ладонью по груди, затем по второй. Затем коленом в разъятую промежность.
Несчастная завыла, задергалась, пытаясь вырвать лодыжки из тесных оков.
– Молчи, товариСЧ майор. Самое веселое для тебя еще впереди. От козаков ты удовольствие получила. А теперь, напоследок, попробуй эту чудесную мебель.
Бубенчик показал на венский стул.
– Гриша, а ну отломай от него переднюю ножку. Ту, что в загогулинах.
Мордатый парень подошел к стулу, вынул со спинки шило, положил на брезент. Затем левой рукой поднял стул, как игрушку, второй ухватил за перекладину. Поднатужился, с треском разорвал.
Подал Бубенчику массивную резную ножку сантиметров пятидесяти в длину, с острыми деревянными иглами по краям разлома. Остальное бросил в сторону.
Палач покрутил деревяшку в руках, осмотрел со всех сторон, проверяя пальцем остроту шипов, с удовольствием зацокал языком.
– Смотри сюда, курва, – гаркнул Бубенчик женщине, толкая носком ботинка в голую лодыжку.
Та не сопротивлялась, подняла голову, разлепила заплывшие глаза. Видимо боялась, что ее опять начнут бить.
– Умница, – сказал Бубенчик, поднося ножку к лицу женщины. – Это, товариСЧ майор, последняя в твоей жизни гилда. А почему последняя? – спросишь ты. А потому последняя, – скажу я, – что если войдет она в тебя до конца, хоть в предназначенную дырку, хоть в непредназначенную, то ты молить станешь, чтобы тебя повесили вон в той, красивой красной петле. Она для девочек.
Я поднял глаза к балке: одна из петель была связана из красного каната толщиной в палец.
***
Горький ком подкатил под горло. От осознания того, что сейчас произойдет, мне стало гадко и страшно. Я почувствовал, как спазмы липким хватом стиснули желудок и меня сейчас вырвет.
«Не могу больше…».
Тело мое напряглось, я непроизвольно повернулся к выходу и встретился глазами с Маричкой.
Она ухватила меня за рукав.
«Спаси ее, – проявилось в моей голове, но не Маричкиным прокуренным голосом, а ангельским, малиновым. – Загадай ЖЕЛАНИЕ, чтобы женщину и солдатика сейчас же отвязали, вывели на улицу, за баррикады, и отпустили. Их ждет страшная смерть! Неужели ты не понимаешь?..».
Я замер в полудвижении, обессилено прислонился спиной к колоне.
А тем временем страшный спектакль продолжался.
***
– …бабу оставим на закуску, – орал Бубенчик, доводя толпу до истерики. – Его давай! – указал на солдатика.
Гриша и верзила, который приволок пленницу, кинулись к солдатику, отстегнули его от решетки, и бросил на металлический стол. Растянули на столешнице животом вниз, руки и ноги по отдельности привязали к ножкам заранее притороченными ремнями – не в первый раз происходил такой спектакль.
Паренек не брыкался, лишь тихонько скулил.
– Ты – еще целка? – глумливо спросил у парня Бубенчик, срывая с него брюки до колен.
Тот нечленораздельно замычал, вертя костлявой запачканной задницей.
– Фу, засранец! – брезгливо скривился Бубенчик и с оттяжкой ударил паренька ногой в промежность.