От удара стол со скрежетом отъехал. Паренек заверещал страшным голосом, задрыгал ногами, пытаясь разорвать путы.
– Болит, сволочь! – оскалился Бубенчик. – Моим побратимам тоже болело, когда вы их резиновыми дубинками по ребрам и с водометов в мороз!
– Я не бил… – визгливо простонал парень. – Мама!..
– Сука – твоя мама. А ты – высерок суки!.. Гриша, дай швайку!
Мордатый увалень наклонился, подал Бубенчику огромное шило.
Толпа замерла, онемела в предвкушении. Было слышно, как беспокойно шумит людской муравейник на Майдане за окнами, как на столе хрипит паренек да шепотом молится распятая женщина.
Бубенчик взял шило: глаза его светились, губы тронула блаженная улыбка.
Он примерился и штрикнул паренька между ног, целясь в мошонку. Раз, и второй, и третий вошла стальная игла в живую плоть по рукоять, оставляя за собою темные набухавшие точки.
Толпа зашлась в экстазе! Особенно визжали девочки-студентки в первом ряду, синхронно размахивая шарфами, как на футбольном матче:
– Але-але-але-але… Хто не скаче, той москаль… На гилляку!..
Паренек на столе отчаянно дернулся, захрипел и обмяк, теряя сознание.
– Гриша, воды! – крикнул Бубенчик. – Не дай ему подохнуть раньше времени… И нашатыря!
Подсобник мигом подхватил стоявшее за колонной ведро с водой, вылил ее на сомлевшего солдатика. Затем взял пузырек темного стекла, плеснул на ватку, сунул тому под нос.
Солдатик трепыхнулся, крутанул головой, засучил ногами. И заплакал.
Глава двадцать вторая
Ночь с 6 на 7 февраля 2014 года
(продолжение)
***
Больше вынести этого я не мог.
Я не слушал, что орал мне Ангел в обличии шлюхи. Не чувствовал, что он телепортировал мне в сознание.
Я кинулся к выходу, сметая зрителей, стоявших за мной.
Болела правая нога.
– Держи его! – донеслось рычание Бубенчика. – Он…
За мною метнулись две громадные тени и одна поменьше. Третьей, видимо, была Маричка, но я не оглядывался.
Я добежал к лестничной площадке, кинулся вниз через три ступеньки.
Первая тень настигла этажом ниже.
Краем глаза заметил, что это был мордатый Гриша.
Он попытался схватить меня за плечо, но я привычно ухватил кастет в правую руку и, не останавливаясь, с разворота, засадил Грише между глаз. Тот спотыкнулся, кубарем полетел в стену.
«Моторная память… Я бы сам так не смог. Видимо Василь Кутница был хорошим бойцом».
Второй громила догнал меня внизу, в вестибюле. Я проделал с ним тоже самое, что и с Гришей, но для надежности еще саданул ногой под ребра.
Охранники, стоявшие у входа, разинув рты, смотрели, как я расправляюсь с преследователем, но даже не пытались прийти ему на помощь. Также безропотно они выпустили меня на улицу.
В который раз убедился, что Василь Кутница не последний человек в этом дурдоме.
***
Оказавшись на улице, я с наслаждением вдохнул ночной февральский воздух, наполненный гарью и прочими ароматами большого скопления людей. По сравнению с запахами пыточной площади на восьмом этаже, этот воздух был альпийским.
Голова щемила от посторонних мыслей. Но на ангельские призывы «остановиться и спасти», которые горячими молоточками стучали в мозгу, я не обращал внимания – Маричка безнадежно отстала.
«Не загадал! Все-таки смог. Выдержал…».
Меня не покидало ощущение, что моя подруга – никакой не ангел Хамуил, а бес-искуситель, посланный Велиалом, чтобы я нарушил обещание.
«Да пошли они все!.. Я и сам смогу возвратиться».
***
Петляя по узким улочкам между палаток, я пробрался к пограничной баррикаде на Крещатике. Правая нога болела все больше.
– Кто у вас здесь старший? – спросил у первого встреченного дозорного, пользуясь репутацией своего тела.
«Если меня так легко выпустили из Дома Профсоюзов, то и здесь…».
– У нас немае, – прогундосил дозорный, недоуменно глядя на меня. – Мабуть, пан Мыкола…
«По всему выходило, что я задал глупый вопрос. Да только мне сейчас плевать!».
– Проведи к нему, – скомандовал я.
Тот еще более удивился, развел руками.
– Я тут, – отозвался невидимый Мыкола. Выходя из-за пирамиды автомобильных покрышек. – Вам чого?..
– Мне нужно на ту сторону!
Не было времени объясняться: я не исключал, что Бубенчик послал за мною погоню.
– Шо?! – неподдельно удивился Мыкола. – Комендант, пан Андрий… Володымырович заборонив будь-яки нични вештання. Тым бильшэ, вам, пане Василю, туди не можна. Там «Беркуты». Вони вас на шматки розирвуть…