— Это твое весло.
Семья
— Ты поздно.
Рин была права. Когда Бренд, пригнувшись, прошел через низкую дверь, Отец Луна ярко улыбался, его дети-звезды мерцали на небесной ткани, и узкая лачуга освещалась лишь светом углей от очага.
— Прости, сестренка. — Он, сгорбившись, прошел и с долгим стоном упал на свою лавку. Стащил сапоги с ноющих ног и вытянул пальцы к теплу. — Но у Харпера надо было нарезать торфа, потом надо было помочь Старухе Топи притащить несколько бревен. Самой ей их не расколоть, и топор у нее был тупой, так что пришлось его наточить, а на обратном пути у телеги Лема сломалась ось, и некоторые из нас помогли…
— Твоя проблема в том, что ты делаешь чужие проблемы своими.
— Если помогать людям, то, может, и они помогут, когда понадобится.
— Может. — Рин кивнула на горшок, стоявший на углях. — Вон ужин. Видят боги, оставить было нелегко.
Он похлопал ее по колену и наклонился за горшком.
— Но, сестренка, пусть они благословят тебя за это. — Бренд был ужасно голоден, но не забыл поблагодарить Отца Мира за еду. Он помнил, каково это, когда ее нет.
— Вкусно, — сказал он, заставляя себя проглотить.
— Было вкуснее, когда я только приготовила.
— Все еще вкусно.
— Уже не так.
Он пожал плечами, выскребая горшок, желая чтобы там было что-то еще.
— Теперь, когда я прошел испытание, все будет по-другому. Из таких набегов, как этот, люди возвращаются богатыми.
— Люди заходят в кузницу перед каждым набегом и рассказывают, какими богатыми они станут. Иногда они не возвращаются.
Бренд ухмыльнулся ей.
— Ты от меня так просто не избавишься.
— Я и не хочу. Дурачок, другой семьи у меня нет. — Она вытащила что-то из-за спины и протянула ему. Сверток из запятнанной и потертой шкуры.
— Это мне? — спросил он, потянувшись к свертку через тепло над угасающим огнем.
— Составит тебе компанию в твоих великих приключениях. Будет напоминать о доме. О семье. Какая уж она есть.
— Ты — вся семья, что мне нужна. — В свертке был нож, блеснула отполированная сталь. Боевой кинжал с длинным прямым клинком, крестовиной из пары извивающихся змей и навершием в форме головы рычащего дракона.
Рин села, в нетерпении глядя, понравится ли ему ее подарок.
— Однажды я сделаю тебе меч. Пока что это лучшее, на что я способна.
— Ты сама его сделала?
— Гаден немного помогла с рукоятью. Но сталь вся моя.
— Рин, это прекрасная работа. — Чем пристальней он рассматривал, тем лучше кинжал выглядел. На змеях можно было различить каждую чешуйку, дракон скалился на него мелкими зубами, сталь была яркой, как серебро, и острие было смертельно острым. — Боги, это работа мастера.
Она беспечно откинулась назад, словно знала все это и так.
— Думаю, я нашла лучший способ плавки. Больше жара. В глиняном сосуде, в общем. Кость и уголь, чтобы связать железо в сталь; песок и стекло, чтобы вывести грязь и сделать сплав чище. Но все дело в жаре… Ты не слушаешь.
Бренд извинительно пожал плечами.
— Ну, я могу махать молотом, но не понимаю магию всего этого. Ты в десять раз лучший кузнец, чем я когда-либо был.
— Гаден говорит, что меня коснулась Та Кто Бьет по Наковальне.
— Она должно быть счастлива, как ветер, что я ушел из кузницы, и ты стала у нее подмастерьем.
— У меня есть дар.
— Дар скромности.
— Скромность для тех, кому нечем похвалиться.
Он взвесил кинжал в руке, проверяя прекрасный вес и баланс.
— Моя маленькая сестренка, госпожа кузницы. Мне никогда не дарили подарка лучше. — Не то что бы ему много их дарили. — Хотел бы я подарить тебе что-нибудь в ответ.
Она легла на лавку и набросила на ноги старое одеяло.
— Ты дал мне все, что у меня есть.
Он поморщился.
— Это не так уж и много.
— Я не жалуюсь. — Она протянула над огнем свою сильную, загрубевшую и покрытую мозолями от ковки руку, он взял ее и пожал, а она пожала ему в ответ.
Он прочистил горло, глядя на утрамбованную землю пола.
— Как ты будешь тут, пока я буду в набеге?
— Как пловец, сбросивший доспехи. — Она скорчила презрительное лицо, но он смотрел сквозь него. Ей было пятнадцать лет, и всей ее семьей был Бренд. Ей было страшно, и от этого боялся и он. Боялся сражений. Боялся уезжать из дома. Боялся оставить ее одну.
— Я вернусь, Рин. Прежде чем ты заметишь.
— И, конечно, весь в сокровищах.
Он подмигнул.
— О моих геройских поступках сложат песни, и со мной будет дюжина прекрасных рабов-островитян.